Вдоль сибирского тракта,
вдоль тракта Варрав и Христов,
Вдалеке от столиц,
пораженных в мозги новоязом,
Разрастается город средь мест,
чей характер суров,
Разрастается как, предположим,
сибирская язва.
Город-пахарь и сеятель,
Тянет свои рюкзаки,
Словно крест на Голгофу,
Спешит он то с дач то на дачу.
Город машет на трассе рукою:
приятель, подкинь!
Ты его подвези
И кивни на прощанье: удачи!
Город-слесарь и сварщик,
А нечего выпить, - так вор,
Если руки в мозолях,
Но дыры да ветер в кармане.
Город-жулик большой,
Город сам себе и прокурор,
Крутит деньги по банкам,
Рубли не считая за мани.
Город - вечный философ,
нередко и вечный студент,
Пропивающий жизнь,
как коктейль из любви и коварства.
Город - каменный идол и дом,
площадь и монумент.
Город - врач своих ран,
Донор для своего государства.
Город-призрак, зачатый
на кульманах шумных общаг;
Из подростков-бараков,
Мочивших квартал новостроек.
Долг отдавший стране
В те года, когда был он прыщав.
Уходящий под землю - в метро
то от пуль, то с попоек.
Город-брат, город-кореш,
А где-то, порою, поэт.
Город-псих, затянувший
проспекта косяк спозаранку
Город-бомж,
закрывает глаза
на перине газет.
Город-нарк, протыкает
иглой незажившую ранку.
Мне признания в нежной любви
Здесь не вымолвить слов
Я тебя не люблю в миг любой
от станка до стакана
И хотя весел нрав твой,
Твой взгляд неизменно суров.
Но я жить буду здесь,
Как ни пагубно то, как ни странно.
.........Я тебя не люблю в миг любой
......от станка до стакана...
............................................(см выше)
Просыпаюсь и чувствую сразу -
люблю через край.
Чищу зубы, сбриваю щетину, -
люблю как ни странно.
Я тебя вспоминаю,
а ты в это время икай,
Пока пальцы мои
еще не прикоснулись к стакану.
Вот приду на работу,
включу винторезный станок,
Но как прежде исполнен
классически розовым чувством.
План по валу и стружке,
наряд и железо (дано).
А на сердце сонеты цветут:
скоро спирт и закуска!
Продолжаю врезаться,
ломать по пути твердосплав,
(быстрорез с нержавейкой
всегда выходил проигравшим),
а диджей мне в душе "онли ю "
заведет, то "май лав"
газировки хлебну
и твержу:
я люблю тебя, Russia.
Но смотрите как преображусь я
лишь только часы
Отобют завершенье
свершенья восьмичасового...
Протираю станок,
Моюсь в душе,
влезаю в трусы...
И все эти секунды
увы - не люблю тебя,
сволочь!
"Молодой" постарался:
принес что хотелось душЕ
еще в дУше и раньше
тогда, после капельки спирта:
На скамейке
стакан на две трети наполнен уже
И мгновение это
по жизни всегда знаменито.
Я, касаясь стекла,
в коем холодом теплится смысл
что мне даст сейчас силы
для новых свершений великих,
Абсолют ощущаю
и чувствую светлую высь...
О, горчащий момент откровенья,
о килька на вилке...
Резюме...
Не бывет дурнушек для наших грехов...
И не надо, прошу вас, не надо -
Не суйте мне фотки...
Повторю: не бывает, ребята,
фигОвых стихов,
А бывает, друзья,
недостаточно выпито водки.
Вот город мой – единственный мой дом
с единственною для меня семьею,
покрытый серым снегом, черным льдом,
присыпанный соленою землею.
Вот тот, кому я девять лет верна,
и от кого не видела измены.
Ни смерти, ни Грааля, ни Руна –
не ищут за пределом Ойкумены.
Я не хочу ни жарких дальних стран,
где руки никогда не станут зябнуть,
где друг, меня дождавшийся, стакан
мне не нальет, чтоб «с холоду дерябнуть»,
ни западных умеренных широт
с их просто безразмерным чувством меры...
Моя страна, мой город, мой народ –
одной со мною памяти и веры.
Пускай для них я – черная овца,
пускай для них я – белая ворона,
пускай...
Я с ними буду до конца
под небом цвета спелого свинца
до самого последнего патрона.
