«А с Сашей-то у вас как?»
«Да нормально…» – она морщится, незаметно, неуловимо, какой-то одной, нижней частью лица, и я удивляюсь, как мимолетна мимика, но я-то все замечаю...
И снова – про стаканчики, про турецкий чай, про магазинчики, про цветные ковры и улочки.
Я не была в Турции. Мне скучно, когда мне рассказывают про другие города, и не потому, что мне скучно про города, а потому что люди рассказывают не про них. Сложно передать дух города, как опишешь неприкаянное привидение покинутой и яростной турецкой женщины, погибшей в одном доме Стамбула, давно выстроенном и давно же – разрушенном? Люди чувствуют дух этой женщины, но рассказать о нем – не могут, вот и рассказывают про коврики, про бублики.
«Я тебе коврик привезла, ну как – коврик, такую салфеточку. Забыла взять…»
Наш столик – в кафе возле окна, за окном – машины и зелень, ясная зелень, полная сирени, ликующая, как благодать. Это мой город, и современный, и ласковый, я бы отсюда не уезжала. Почему чужие города так нужны другим людям? От себя все равно не уйдешь.
«Хорошо, что вы с Сашей не разводитесь», – я еще раз тяну ей руку. Я могу помочь, я столько раз уже помогала, я помню все эти длинные разговоры и плачи, чаще – у нее на кухне. Может, все потому, что кухни закончились, все расселись по столикам в кафе, летают в Турцию, а толку-то?
Ее кухонные окна выходли во двор, во дворе – детские горки и песочница, вокруг – тополя, как стражи, в мае тополь пахнет особенно – ожиданьем любви и дождя.
Она рассказывает мне про Сашу. Они еще и женаты не были, а Саша этот, что-то есть в нем от беспризорного ребенка, талантливого, но испорченного улицей, Саша этот приходил все время ночью с взглядом «порочным и невинным», откуда это идиотское выражение?
«Приходит ночью. «Где был?» «Дела». Уткнется в компьютер, со мной не разговаривает, я ему: «Ну давай хоть поговорим?» «Да о чем говорить?»
Это его бабенка бывшая испортила, Катя, у нее не было никаких интересов! Одни шмотки! Так-то он талантливый, он легко мог бы институт закончить, ну а что? Заочное-то точно. И работал бы нормально, потом бы машину в кредит взяли.
Говорю – давай тебя к нам экспедитором устрою. Куда там...
А представь, бывшая вчера звонила! Я же тебе не рассказывала! Слушай…»
И куда все ушло? Теперь мы в кафе. Вечереет. Я думаю о том, что за тайна скрывается в майское зелени, какое обещании свободы и радости, оконченных школ, широких дорог? Через столик я слышу что-то про турецкий отель, про бассейны и круассаны на завтрак, а в голове – грустный вопрос.
Откуда пришло такое странное время, при котором женщины перестали быть откровенны со своими подругами? Почему перестали делиться болью, хотеть рассказать, высказать, так, без пользы, просто чтобы быть услышанными? Турция виновата? Отели, путешествия? Столики в кафе? Больше машин за окном? Но зелень все та же.
Тополя все так же стоят, как стражи, и томно дышат горькой серебряной зеленью…