По-читательское

* * *
Из кожи лезу, чтоб твоей коснуться кожи.
Не схожи рожами, мы кожами похожи -
мы кожей чуем приближенье невозможного:
мороз по коже и жара, жара подкожная...
(с)
В.Павлова

Шамиль Пею
Стихи Принцессы Атех

Месяц Джумада-аль-авваль наклонился ко мне и смотрит в мои глаза, хоть они и закрыты... Сквозь меня скользят птицы... Стаи рыб ныряют в мою грудь, словно в прогретую солнцем воду, прослоенную иной водой: той, где омывал свои стопы Бог Соли... Люди вокруг меня - лепят свои слова и бросают их, точно хлебный мякиш, к моим ногам, только я - давно уже не питаюсь словами: моя пища - расшитый птицами ветер...
***
Моя жизнь течет, точно молоко: я старею ровно настолько, насколько синеве глаз нужна синева моря, насколько птице нужна земля: чтобы только оттолкнуться от нее!..
Моя жизнь течет, точно молоко: не завися от того, кто пролил его и какие мысли овевали его своими то высокими, то низкими крылами!..
***
По пути домой нельзя останавливаться дольше, чем на один взгляд под ноги, поэтому-то я стремлюсь, чтобы моя жизнь - продолжала течь, точно молоко, восхищенное и немое!..
***
Если я спрашиваю о чем-то - собеседник может мне не отвечать: ответы еще никому не облегчили ни сна, ни сердца! Лучше, если он подарит мне немного засохшего меда, или горсть быстрой, как гнев, воды, или - легкую птичью кость: в конце концов - ни один подарок не лучше другого...
***
Самое первое молоко - пролилось на самую первую скатерть, и мне уже не нужно стало тратить силы на то, чтобы держать свои тяжелые от удивления глаза открытыми: я начала видеть сквозь опущенные веки! Случилось даже большее: мои опущенные веки и стали тем сладковатым знанием, которое пропитало мою душу и тело мое, как пропитало пролитое молоко самую первую скатерть!..
***
Вот я и уснула, и еще одно мое сердце начало движение к ладоням Великой Темной Матери... Тысячи их уплыли и не вернулись... Когда-нибудь, когда у меня уже не останется сердец, - мне придется самой отправиться в плавание... Когда это случится - где-то родится новый Голод с глазами медленными от Любви!
***
Я всегда хожу в длинных, целующих землю платьях... Когда иду - не смотрю под ноги... Платье - снимаю только в темноте, в страхе закрыв глаза... Всю ночь я борюсь сама с собой: мне хочется встать, возжечь огни и - увидеть свои стопы! Но я знаю - сделай я так - моя мука разрастется, как разрастается ветер в сухой степи!..
Мой последний возлюбленный умер, случайно взглянув на мои стопы, потому что их очертания заставляют возжелать той упорной, яростной красоты, которой на земле нет. Но... нет ее и на небе!.. Когда он понял это - его сердце отказалось биться: ведь сердца, подобно птицам, могут жить или на небе, или на земле...
Когда-нибудь я принесу плоды и стану синим вином, от которого затанцует чье-то новорожденное сердце, и оно будет танцевать чуть дольше самого себя...
***
Если ты одолжишь мне до вечера утреннюю звезду - я никак не смогу вернуть ее тебе вечером... (Одолжи ее мне - до утра...)
***
Однажды мне предложили стать бабочкой, но я отказалась, сославшись на то, что если время жизни бабочки настолько коротко, - время ее смерти должно быть сшито сразу из нескольких смертей... Но я не хотела бы быть и чем-то таким, чья смерть слишком коротка: дорогие вина не выпивают залпом...
(с)

Ревность есть верность в профиль.

Стольких любвей ветеран,
знаю о ней не больше,
чем чайки о жизни рыб,
чем дедушка знал о Польше,
в которой чуть не погиб.
/Она же ))/

Мама говорит:
- Ты моя помощница, ты моя умница! Вынесешь мусор?
Мама говорит:
- Сладенькая моя, иди поцелую! Скушай, Полина, яблочко.
Мама говорит:
- Моя ты красавица ! Поправь колготки, Полина.
А Ромка ездит по двору на велосипеде и кричит: "Уродка, уродка!"
Я стою у подъезда и улыбаюсь. И не понимаю, что это он обо мне. Верчу головой, оглядывая двор, - никого нигде нет.
И вдруг понимаю!..
И сразу становится жарко, и какая-то слабость в коленках. И я прикусываю губу, чтобы не заплакать (я очень не хочу заплакать при Ромке), и отворачиваюсь.

Я красавица! У меня новая розовая шапка. Она немножко кусачая и сползает всё время на глаза. Но розовая и пушистая, как у принцессы!
Я не знаю, бывают ли у принцесс шапки? Наверное бывают. Им же надо в чём-то ходить зимой. И я представляю, как к нашему подъезду подъезжает большая красивая карета (как на картинке в книжке Шарля Перро), и открывается дверца, и из неё выходит прекрасная принцесса (ну, я как будто), в пушистой розовой шапке! И всем кланяется, и улыбается, и все хлопают и кричат "ура". И прекрасная принцесса (я как будто) машет всем рукой и говорит:
- Спасибо, спасибо.
А Ромка проезжает на велосипеде прямо сквозь карету и кричит:
- Уродка, уродка!
И всё сразу рассеивается. И остаюсь только я - в кусачей мохеровой шапке.

А из подъезда выходят Данка с Касей. У каждой в руке - аккуратно вырезанная капустная кочерыжка. Пани Ядвига готовит "бигус по-польски", и запах тушеной капусты стелется по двору.
- Ты ревёшь, что ли? - спрашивает Кася и с хрустом откусывает кочерыжку.
- У тебя новая шапка, что ли? - спрашивает Данка.
- Я уродка, - говорю я, утирая слёзы рукавом.
- Кто тебе сказал? - спрашивает Кася.
- Ромка, - всхлипываю я.
- Ромка дурак! - говорит Данка и с хрустом откусывает кочерыжку.
- Дурак, точно! - соглашается Кася и смеётся.

Я какое-то время шмыгаю носом, а потом перестаю плакать и представляю, как у нашего подъезда останавливается карета. И из неё выходят две фрейлины (как будто Кася и Данка), а за ними прекрасная принцесса в шапке (как будто я). И все хлопают. И мы идём по двору, а вокруг нас ездит Ромка на велосипеде и кричит: "Уродка, уродка!"
И все спрашивают у принцессы (у меня как будто):
- А это у вас кто такой?
И я улыбаюсь и отмахиваюсь так рукой:
- А, это у нас Ромка-дурак!
И все смеются и хлопают, и кричат "ура". И прекрасная принцесса (ну, я как будто) кланяется и говорит:
- Спасибо, спасибо!..

(Елена Касьян. Как будто я...)

Он звонит ей и говорит, что не мог, что, мол, куча дел,
Что сегодня он очень старался и, естественно, очень хотел!
Но проблемы висят, как петли: ту обкусишь, другая торчит.
Виноват, говорит, конечно, но был болен, совсем разбит…
А она молчит.

А она понимает, что снова - к чёрту ужин, хоть убран дом,
Что любовь, по большому счёту, у неё совсем не о том,
Что в какой-то момент не важно, у кого вторые ключи,
Если все - инвалиды любви, если каждого надо лечить.
И она молчит.

А он думает, всё, мол, в порядке - без истерик, значит, сойдёт.
Говорит, что на этой неделе он зайдёт, непременно, зайдёт…
Так недели, месяцы, годы время складывает в кирпичи -
Сердце рвётся, любовь остаётся. И её обступают врачи.
А она молчит…

(Елена Касьян)

Если в городе твоем - снег,
Если меркнет за окном свет,
Если время прервало бег
И надежды на апрель нет.

Если в комнате твоей - ночь,
Притаился по углам мрак,
Нету сил прогнать его прочь,
Позови, я расскажу как.

Над облаками, поверх границ
Ветер прильнет к трубе
И понесет перелетных птиц
Вдаль от меня к тебе.

А над городом живет Бог.
Сорок тысяч лет,- и все сам,
Но, конечно, если б он смог,
Он бы нас с тобой отдал нам...

Но сойдет с его лица тень
И увидит он, что я прав,
И подарит нам один день,
В нарушенье всех своих прав.

(Андрей Макаревич)

Давайте делать паузы в словах,
Произнося и умолкая снова,
Чтоб лучше отдавалось в головах
Значенье вышесказанного слова.

Давайте делать паузы в пути,
Смотреть назад внимательно и строго,
Чтобы случайно дважды не пройти
Одной и той неверною дорогой.
Давайте делать паузы в пути.

Давайте делать просто тишину,
Мы слишком любим собственные речи,
Ведь из-за них не слышно никому
Своих друзей на самой близкой встрече.
Давайте делать просто тишину.

И мы увидим в этой тишине,
Как далеко мы были друг от друга,
Как думали, что мчимся на коне,
А сами просто бегали по кругу.
А думали, что мчимся на коне.

Как верили, что главное придет,
Себя считали кем-то из немногих,
И ждали что вот-вот произойдет
Счастливый поворот твоей дороги.
Судьбы твоей счастливый поворот.

Но век уже как будто на исходе,
И скоро без сомнения пройдет,
А с нами ничего не происходит
И вряд ли что-нибудь произойдет.

(Андрей Макаревич. Паузы)

Ляля встретила на улице друга по имени Иван, он шёл с отцом в неведомую даль.
- Привет, Иван! – крикнула Ляля так, что с дерева упала ворона.
- Привет, Алика! – крикнул Иван в ответ, но как-то дохло.
– Папа, это Алика, которая всё время плюётся и показывает язык – представил нас Иван. Отец Ивана косо посмотрел мне в губы, будто ждал от меня неприятностей.
- Ляля, неужели ты плюёшься и показываешь язык? – спросил я громко и фальшиво. Мне нравится иногда, на людях, притворяться приличным человеком. Ляля ответила мне взглядом, что я трус. Настоящий друг на моём месте сам показал бы врагу язык и метко бы в них доплюнул. Так я узнал, что моя дочь выросла и в ней полно девичей гордости, надёжно защищённой слюнями.

Наблюдая нынче утром как кот чешет ногой подмышку, вспоминал других женщин нашего рода. Они все ужасно гордые и вооружены слюнями и разным домашним скарбом по утюг включительно. И скорей почешут ногой подмышку, чем позволят мужчине решить важное – куда передвинуть шкаф, по какой дороге ехать, не скисла ли сметана и что нет, разводиться нам ещё не пора. Мужьям нашего рода оставлены мелочи, борьба с кризисом и выборы президента.

Моя кузина Ира работала на Кипре официанткой. Вернулась, поскольку в неё влюбился хозяин ресторана, утончённый богач Антонио, а это (читайте внимательно!) не входило в её планы. То есть, он моложе её, холост с самого рождения и образован. С точки зрения женской гордости выйти за такое невозможно, ведь что подумают люди. Хотя я знаю тут пару мужчин, они бы точно согласились.

Ирина бросает Кипр. Возвращается домой, где на второе сосиски, купаться в море мешают льдины, а трамвайных контроллёров боятся даже вурдалаки и бегемоты. Такое женское решение называется в народе «хозяйка своей судьбы».

Антонио прислал письмо с предложением всего, что смог наскрести - рука, сердце, ресторан. И по мелочи – тёплое море, безвизовый въезд на многие курорты.
- Ни за что не соглашусь, ведь я же я не дура – подумала про себя Ирина, чем навсегда убила любые наши допущения о женской логике.
Антонио прислал ещё письмо, там было больше страниц и в трёх местах зияли дырки от слёз, обугленные по краям. Она опять не ответила, потому что ходить замуж без любви ей не велела великая русская литература. За одно это, я считаю, Тургенева стоило бы защекотать до творческого паралича.

Тогда Антонио сам приехал. Загорелый, синеглазый, с волосатыми ногами. Подарил тёще цветы, назвал мамой. Хитрый чёрт, по-моему.
Ира сказала:
- Послушай, Антонио, ты милый, но выйти за тебя я никак не могу. На вот тебе борща. Поешь и езжай назад.
И дала ему ложку.
Послушайте, девочки, я много повидал, если богатый киприот просит у вас жениться, не пытайтесь его отвлечь борщём. Их это раздражает.
Антонио встал из-за стола и сделал такое, за что можно навек простить мужчинам их патологически некрасивые ноги. Он швырнул ложку в окно (попал!) и заплакал. И сказал что не есть приехал, а за невестой. И медленно так, рыдая, побрёл к выходу. А у гордых женщин нашего рода совершенно нет иммунитета против рыдающих богачей. Их глупое женское сердце жалеет всё ревущее вопреки себе.
- Да пошло оно всё в жопу, выйду замуж по расчёту - решила про себя Ирина и я опять не понимаю как относиться к женской логике.
Дальше в сюжете следуют сопли с сахаром, я этого терпеть не могу.

То был единственный случай, когда абстрактный мужчина переубедил женщину нашего рода. И, наверное, последний. Зато есть теперь родня на Кипре. Моя тётка ездила к ним, говорит Ирка сама руководит рестораном, учится бросать в окно ложки, но ещё ни разу не попала. В народе это состояние называется «счастливая дура».

(pesen_net. Чисто семейное)

Пока Земля еще вертится, пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому, чего у него нет:
мудрому дай голову, трусливому дай коня,
дай счастливому денег... И не забудь про меня.

Пока Земля еще вертится, Господи, -- твоя власть! --
дай рвущемуся к власти навластвоваться всласть,
дай передышку щедрому хоть до исхода дня.
Каину дай раскаянье... И не забудь про меня.

Я знаю: ты все умеешь, я верую в мудрость твою,
как верит солдат убитый, что он проживает в раю,
как верит каждое ухо тихим речам твоим,
как веруем и мы сами, не ведая, что творим!

Господи, мой Боже, зеленоглазый мой!
Пока Земля еще вертится, и это ей странно самой,
пока ей еще хватает времени и огня.
дай же ты всем понемногу... И не забудь про меня.

1963
Булат Окуджава

Мурашки по коже.

Да. Но ещё лучше - послушать.

Тоска. Схватился за голову и думал, что же я с собой делаю.

Данка с Касей зовут меня гулять. Они орут под балконом, а я не выхожу. Я машу им из окна руками, что меня наказали, что я наказана, а они не понимают.
А мама говорит:
- Отойди от окна, Полина. И задёрни занавеску. И не грызи ногти.
Мама говорит:
- Сядь вот тут на кровать. Гулять не пойдёшь. Не делай обиженное лицо.
Мама говорит:
- Сил никаких нет. Будешь знать в другой раз. И ногти не грызи.
Я сажусь на кровать, скрещиваю руки на груди и смотрю в пол. Ну и подумаешь! Ну и не хочу я гулять совсем! Ну и не надо!
Вот взрослые всегда так - сперва рожают себе ребёнка, а потом его наказывают. А ребёнок, может, хотел как лучше!
Я выбросила мамину шаль. Синюю в цветочек, которая лежала всегда в большом шкафу на верхней полке. Я любила в неё заворачиваться, когда мамы не было дома, и представлять себя принцессой или певицей.
Я положила шаль в целлофановый пакет и отнесла в мусорный бак. Сперва я хотела отдать пани Ядвиге (мы все ненужные вещи отдаём пани Ядвиге), но потом подумала, что так мама точно шаль увидит и опять расстроится.
Ну и вот.

Вчера приходила тётя Тамила, они сидели с мамой на кухне, и мама плакала. И говорила:
- В доме куча вещей, которые напоминают… ну, ты понимаешь.
А тётя Тамила говорила:
- Выбросить! Всё выбросить, и не думать!
А мама говорила:
- Ну как же? Жалко же… Это же память! Вот помнишь синюю шаль? Мы её вместе с ним купили в Риге.
- И что? Ты хоть раз её потом надела?
- Нет, я не могу, понимаешь… я на неё смотрю и расстраиваюсь сразу, и себя жалею… а выбросить - ну как?
- А вот так! - говорила тётя Тамила.
- Хорошо, - плакала мама, - хорошо, я постараюсь.
Она всегда слушалась тётю Тамилу. Она говорила, у тёти Тамилы "опыт и чутьё".
Они долго ещё сидели на кухне. А я потихонечку взяла шаль и отнесла в мусорный бак.
Красивая. Жалко было. Зато мама обрадуется, какая я умница, как смогла.

А мама, наоборот, расстроилась и наказала меня. Сама сперва говорила, а сама потом наказала.
Я сижу на кровати, смотрю в пол и не плачу. Вот ещё!
Я сдвигаю брови и делаю обиженное лицо. Для этого надо нахмурить лоб, поджать губы и сощурить глаза. И очень хочется посмотреться в зеркало, как получилось.
Но зеркало в коридоре, а я в комнате на кровати. Наказана.
Ну и ладно, потом посмотрю - я всё равно уже запомнила. Такое лицо почти всё время у Каси. Только она ещё этим лицом часто плачет. А я не буду!
Лучше я вырасту и рожу себе ребёночка. И никогда не буду его наказывать, ни разу! Пусть хоть что делает!
Детей наказывать нельзя, они от этого портятся!
Я сижу на кровати и почти чувствую, как я порчусь прямо на глазах. Ну и ладно, ну и пусть! Мама зайдёт в комнату, а я тут сижу вся уже испорченная… бедненькая… одна совсем… наказанная…
И мне так жалостно представлять эту картину, что я потихоньку делаю обиженное лицо, утыкаю его в подушку, и прямо этим лицом горько плачу в белую крахмальную наволочку.

(Елена Касьян. Наказана)

- игра в ассоциации -

Учит. Дышать глубже, правильней.
Милый, я забываю правила
Нашей игры в уголки-классики-
Нолики-крестики... Прячутся - красненьким
Переливая тоску - взрослые.
Мне, в моей детскости-дикости просто ли -
Прятаться в пустоте твоей? Господи...

Господи, смилуйся - боязно, холодно..
Крестик серебряный, нолик из золота -
Пальчик без имени, мальчик из инея
Сердце из вечности сложит.. Возьми меня
В вечность.. Касаюсь тебя - ледовитые
Губы, глаза, пряди, кольцами свитые -
Кольца - на пальцы,
Пальцы - за пяльцы,
Память из ниток...

Каюсь. Ладони смыкаю. У Кая
В городе каменном тролли мелькают -
Все с зеркалами /как с образами -
Крестное шествие/ перед глазами..
Помнит-не-помнит-помнит-не-знаю, -
Лист за листом - календарную стаю
Утроденьвечер вдохнув - выдыхаю -
в ночь...

- Ты приснишься?
- Не обещаю...

язасыпаюязабываюяза..бы...ва...ю...

02.02.2003
Ольга Хохлова

Настоящий атеист посвящает неверию всего себя без остатка, всю свою жизнь он люто ненавидит богов за то, что они не существуют.

(Терри Пратчетт. Мелкие боги)

Этот старый мир весьма забавен. Над ним нельзя не смеяться. Ведь если не смеяться, можно сойти с ума.

(Терри Пратчетт. Эрик)

– Вообще глупо сажать нас под замок. Лично я бы сразу нас убила.
- Это потому, что по сути ты добрая. Добрые ничего плохого не делают и творят справедливость. А злые всегда в чем-нибудь виноваты, поэтому-то они и изобрели милосердие.

(Терри Пратчетт. Ведьмы за границей)

В общем, у нас большой опыт отсутствия опыта.

(Терри Пратчетт. Ведьмы за границей)

Только сами люди могут построить себе лучший мир. Иначе получается клетка.

(Терри Пратчетт. Ведьмы за границей)

Женщине прощают болтливость – ей не прощают её правоту.

(Андре Моруа. Письма незнакомке)

Майское

проснуться маленькою дочкой -
смешной, растрепанной, домашней -
по пальцам знать чего ты хочешь;
еще не знать как это важно.

весна плывет по переулку.
какао к завтраку сварили,
слегка поджаренная булка
с волшебным запахом ванили.

на спинке стула ждет одежда,
а ты сидишь под одеялом
такой же крохотной, как прежде..
какой и прежде не бывала.

ползут часы, текут минуты,
секунды забывают тикать..
мне не проснуться. не проснуться
такой же - маленькой и тихой,

шагнув во двор, звенящий ульем,
из распахнувшейся парадной,
хитросплетениями улиц
пройти сквозь майские парады -

с шарами на коротких нитках,
с флажками на нелепых палках,
в толпе, ползущей монолитом,
по парку мимо зоопарка.

салют. возьми меня на плечи -
мне снова не хватает роста..
я буду помнить этот вечер,
проснувшись взрослой.

13.05.2003
Ольга Хохлова

Какое ремесло ни возьми, везде одно и то же. Рано или поздно находится какой-нибудь умник-разумник, который решал, что неплохо бы все должным образом организовать. Причем будьте уверены, организаторами станут не те, кто, по общему мнению, достиг вершин мастерства, — те ВКАЛЫВАЮТ. Впрочем, честно говоря, и не худшие. Они (а куда деваться!) тоже трудятся в поте лица.
Нет, "организацию" берут на себя те, у кого достаточно времени и желания бегать и суетиться. И — опять-таки, если не кривить душой, — миру НУЖНЫ те, кто бегает и суетится. Но не обязательно их любить.
(Терри Пратчетт. Море и рыбки)

В конце концов, возможно, существуют обычаи, которыми не пренебречь и матушке Ветровоск. Даже злейшего врага непременно приглашают в дом и угощают чаем с печеньем. По сути, чем злее враг, тем лучше должен быть чайный сервиз и тем вкуснее печенье. После можешь клясть супостата на чем свет стоит, но покуда он под твоим кровом — корми его, пока не лопнет.

(Терри Пратчетт. Море и рыбки)