Обо всем понемногу. (часть 4)

Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его...
- Слушай беззвучие, - говорила Маргарита мастеру, и песок шуршал под ее босыми ногами, - слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, - тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению к вечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, как струился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.

Полон страха был Гильгамеш, перед грядущей смертью, ибо всех богов смог обмануть он, но не родилось того смертного кто мог бы обмануть Нергаля и его не знающую пощады супругу Эрешкегаль. А поскольку, предал он Иштар то не оставил потомства и после него во власть пришел еще более жалкий, еще более нищий и еще более ничтожный правитель.
Жалок царь — жалки подданные. Нищ царь — еще более нищи подданые. Ничтожен царь — о как же ничтожны подданные при ничтожном царе.
Впервые, люди перестали верить в богов и глядя на меч больше не наполняла их сердце доблесть Нинурты — но только жалкая жажда мести и животная жестокость. Глядя на еду не чувствовали они дара Энки — но только материю что поддержит их жалкие тела. Дождь стал всего лишь каплями воды, а ветер всего лишь движением воздуха. Было у людей два мира, остался один и жалок был этот мир.
Тогда встретились два вечных Бога, отец Ветра Энлиль и Отец Огня Энки и вели свой диалог.
Люблю я людей, с горечью говорил Энлиль, но как мне любить то во что они превратились. Помогаю я людям, но как мне помогать тем кто даже не способен понять что ему помогли. Некогда, рад был я раздувать их паруса, но зачем раздувать паруса тем кто не знает куда плывет. Жаль мне их ничтожность а потому, из великой жалости должен я сорвать эти цветы.
Но, брат Энлиль, сказал Энки. Если мы уничтожим всех людей, никогда больше не отразимся мы в глазах того кто смотрит в зеркало мира. Ничтожны люди, но до сих пор изредка попадаются среди них достойные.
Правда твоя брат Энки, но посмотри сам — достойных все меньше. И тех кто остался достоин, тем кто смотрят в небо все чаще чернь не позволяет поднять глаз. Потому пришло время когда я должен забыть о своем предназначении любви и стать палачем. Ты же спаси тех кого еще можно спасти.
Так и условились. Энки вдохновил нескольких преданных ему жрецов и служителей на то чтобы взять свои семьи и уйти на вершину горы, а Энлиль, со всей земли, пригнал тучи, которые разверзлись над землей великим потопом.
Потоп закончился, и сменился урожайными годами, для спасенных и их семей настало благоденствие и постепенно начал выстраиваться новый город и новый закон, где снова правила Иштар.
Боги ошиблись в одном — в наказании Гильгамешу они закрыли ему путь в страну без возврата превратив в голодного духа пустынь. Шли годы, десятилетия и века. Дух пустынь уже давно забывший свое первое имя, сперва иссыхал от собственной нищеты. А затем, стал он приходить к самым ничтожным да жалким, тем что не могли поднять глаз от земли к небу и учил. - Лживы их боги, лишь я, единственный истинный бог и единстивенный закон тебе, единственный кто любит тебя!
Сперва последователей этого бога было мало. Но время шло, "Гильгамеш", набирал силы, и вот уже он ведет свое презренное воинство разрушить живые города.

Насколько мы можем судить, древние охотники-собиратели были анимистами, то есть
верили, что в мире обитают не только люди, но и множество иных существ — животные,
растения, феи, призраки. И система человеческих ценностей и норм принимала во внимание
также и интересы этих существ. Например, группа собирателей в долине Ганга могла
установить правило: запрещается рубить вон ту развесистую смоковницу, иначе дух
смоковницы прогневается и отомстит. Другая группа собирателей, в долине Инда, соблюдала
иное табу: нельзя охотиться на белохвостых лис, потому что однажды такая лиса открыла
старой ведунье, где найти драгоценный обсидиан.
Эти религии были очень узкими и локальными, подстраивались под местный
ландшафт, климат, знакомые явления природы. Как правило, собиратели проводили всю
жизнь на территории, не превышавшей несколько тысяч квадратных километров. Чтобы
выжить, обитатели каждой долины должны были уяснить сверхчеловеческий порядок,
господствующий именно в их долине, и приспособить к нему свое поведение. Бессмысленно
было бы навязывать те же правила обитателям других мест. С берегов Инда не посылали
миссионеров в долину Ганга уговаривать тамошних жителей пощадить белохвостых лисиц.
Аграрная революция, по-видимому, сопровождалась религиозной революцией.
Охотники-собиратели отнимали жизнь у животных, но считали их равными себе. Из того
факта, что человек убивал овцу, не следовало, что человек выше овцы, ведь если тигр убивал
человека, это не принижало человека по сравнению с тигром. Все живые существа напрямую
общались друг с другом и как-то вырабатывали правила жизни в единой для всех
экосистеме. Крестьяне же, напротив, подчинили себе животных и растения, управляли ими и
уже не могли общаться на равных со своей собственностью. А значит, первым религиозным
следствием аграрной революции стало превращение животных и растений из духовных
собратьев в немые орудия.
Но из этого проистекала и серьезная проблема. Крестьяне бы и рады полностью
контролировать своих овец, но опыт убеждал: их власть ограниченна. Они запирали
животных в хлев, кастрировали баранов, выращивали большее число самок, но не могли
гарантировать, что самки забеременеют и родят здоровых ягнят, не могли предотвратить
падежа скота. Как же уберечь стадо и добиться его роста?
И все больше крестьян находили ответ в том, чтобы обратиться к кому-то выше себя —
к могущественным богам. Богиня плодородия, небесное божество и бог-целитель взяли на
себя роль посредников между людьми и безмолвными растениями и животными. Древняя
мифология в значительной своей части — это договор, по которому люди обязуются вечно
чтить богов, получая взамен господство над растительным и животным миром. Об этом же
— и первые главы Книги Бытия. На протяжении тысячелетий после аграрной революции
религиозный обряд сводился преимущественно к жертвоприношению ягнят, вина и лепешек
божественным силам, которые взамен должны были ниспослать обильный урожай и
приумножить стада.
Поначалу аграрная революция не сказалась на статусе других объектов анимистской
системы верований, таких как скалы, источники, духи и демоны. Однако и они постепенно
146
стали отступать под натиском новых богов. Пока люди жили в тесных пределах нескольких
сотен, максимум тысяч квадратных километров, местные духи вполне могли позаботиться
обо всех их потребностях. Но с ростом царств и торговли людям понадобилось
покровительство кого-то, кто охватывал своим могуществом целое царство или торговый
регион.
Из этой потребности родились политеистические религии (от греч. poly — много и
theos — бог). Эти религии предполагали, что миром правит группа всесильных богов —
богиня плодородия, бог дождя, бог войны. Люди взывали к этим богам, и те, если оставались
довольны обрядами и жертвоприношениями, посылали дождь, победу, здоровье.
Анимизм не исчез полностью с приходом политеизма. Демоны, феи, призраки,
священные скалы, источники и деревья оказались интегрированы большинством
политеистических религий. Этим духам придавалось гораздо меньшее значение, чем богам,
но в повседневной жизни простого человека они очень даже пригождались. Пока царь в
столице жертвовал богу войны десятки упитанных агнцев, молясь о победе над варварами,
крестьянин у себя в хижине ставил свечку духу смоковницы и молил сохранить жизнь
заболевшему ребенку.
С появлением великих богов изменился не столько статус овец и демонов, сколько
статус Homo sapiens.
Анимизм рассматривает человека наряду со множеством других обитателей Земли, но
политеисты видели в мире отражение сложной системы отношений между людьми и богами.
Молитвы и жертвоприношения, добрые и злые дела сказываются на судьбе всей экосистемы,
полагают политеисты. Страшный потоп может погубить миллиарды муравьев и кузнечиков,
сотни тысяч черепах, антилоп, жирафов и слонов лишь потому, что глупые люди прогневили
богов. Таким образом, политеизм повысил статус не только богов, но и людей. Менее
удачливые члены той же старой анимистической системы утратили сколько-нибудь
достойное положение и остались лишь статистами, а то и вовсе декорациями великой драмы,
разворачивавшейся между человеком и богами.

После двух тысячелетий монотеистической пропаганды большинство жителей Земли
воспринимают политеизм как наивное и невежественное идолопоклонство. Это —
несправедливый стереотип. Чтобы понять внутреннюю логику политеизма, нужно понять
саму идею, на которой основана вера во множество богов.
Политеизм не противостоит концепции единой силы или мирового закона,
управляющего вселенной. Многие политеистические и даже анимистические религии
почитают высшую силу, которая действует через посредство богов, демонов и священных
скал. В классическом греческом варианте политеизма Зевс, Гера, Аполлон и их родичи
подчинялись всемогущей и всеохватывающей силе — судьбе. Нордические боги тоже были
орудиями судьбы, обреченными погибнуть, когда настанет Рагнарёк («сумерки богов»).
Политеистический миф йоруба (Западная Африка) повествует о том, что все боги произошли
от верховного божества Олодумаре и остались у него в подчинении. Индуизм признаёт
единый принцип, Атман, который контролирует мириады богов и духов, человечество, мир
природы и неодушевленный мир. Атман — суть или душа вселенной, а также каждого
существа и каждого явления.
Принципиальное отличие политеизма от монотеизма заключается в том, что в
политеизме высшая сила, которая правит миром, лишена собственных интересов и
пристрастий, ее не тревожат мирские желания, заботы и тревоги. Бессмысленно просить ее о
победе в войне, о здоровье или о дожде, потому что ей, на ее недосягаемой высоте, все
равно, победит то или иное царство или проиграет, будет ли город процветать или зачахнет,
оправится больной или умрет. Греки не пытались умилостивить богинь судьбы, и индусы не
строили храмы Атману.
Обращаться к этой высшей силе имело смысл лишь тогда, когда человек отрекался от
всех желаний и соглашался принять вместе с хорошим и дурное, даже поражение, бедность,
болезнь и смерть. Так некоторые индусы — садху, или санья-сины, — посвящали жизнь
устремлению к Атману, единению с Атманом в поисках просветления. Они старались
увидеть мир с точки зрения этого универсального принципа, осознать недолговечность и
тщету всех мирских желаний и страхов с точки зрения вечности. Но большинство индусов —
отнюдь не садху. Они глубоко увязли в повседневных мирских невзгодах, которые
нисколько не задевают Атмана, а потому индусы обращаются с мольбой к богам,
наделенным особыми силами. Именно потому, что их возможности ограничены, Ганеша,
Лакшми, Сарасвати и прочие не чужды пристрастий и личных интересов. Люди могут
заключать сделки с соответствующим «ограниченным контингентом» и с его помощью
выигрывать войны или исцеляться от болезней.
В этом и состоит фундаментальное открытие политеизма: высшая сила вселенной
свободна от интересов и пристрастий, так что, если нам требуется помощь для решения
наших земных проблем, нужно обращаться к силам подчиненным и не свободным от
пристрастий. Таких малых сил сколько угодно: когда начинаешь делить в соответствии с
конкретными задачами всеохватывающую власть высшего принципа, появляется множество
богов. Вот и политеизм.
Сущность политеизма способствует весьма широкой религиозной толерантности.
Поскольку многобожцы верят в существование высшей и беспристрастной силы и
одновременно в большое количество сил частных и пристрастных, приверженцы одного бога
с легкостью признают существование и могущество других богов. По природе своей
политеизм — религия открытого типа, не предусматривающая преследования «еретиков» и
«иноверцев».
Даже когда политеистам удавалось завоевать огромную империю, они не
предпринимали попыток обратить население в свою веру. Египтяне, римляне и ацтеки не
посылали миссионеров в другие страны распространять культ Осириса, Юпитера или
Уицилопочтли и не снаряжали ради этого армии. От покоренных народов требовалось
безусловное уважение к богам и обрядам завоевателей, ведь именно эти боги и обряды
придавали империи легитимность. В то же время никого не принуждали отказываться от
местных богов и обычаев. В царстве ацтеков покоренные народы обязаны были возводить
храмы Уицилопочтли, однако эти храмы строили рядом, а не на месте жилищ местных богов.
Нередко случалось, что имперская элита сама перенимала чужеземных богов вместе с
посвященными им обрядами. Так, римляне с удовольствием добавили к своему пантеону
азиатскую богиню Кибелу и египетскую Изиду.
Лишь одного бога римляне упорно отказывались признать: бога христиан —
монотеистов и миссионеров. Римская империя не предлагала христианам отказаться от их
верований и ритуалов, но требовала, чтобы они воздавали честь богам-покровителям
империи и гению императора. Это приравнивалось к выражению политической лояльности.
Когда же христиане наотрез отказались подчиниться и продолжали отвергать любые
компромиссы, римляне стали преследовать эту «подрывную секту». Но делали это без
особого усердия. За 300 лет от распятия Христа до момента, когда император Константин
провозгласил христианство государственной религией, широкомасштабные гонения на
христиан проводились всего четыре раза. Наместники и местная администрация порой тоже
проявляли инициативу, но если подсчитать количество жертв всех антихристианских
кампаний за три столетия, окажется, что римляне-язычники убили несколько тысяч христиан. Для сравнения: за следующие 1500 лет христиане убивали других христиан
миллионами, отстаивая единственно правильное толкование религии любви и милосердия.
Страшную память оставили по себе религиозные войны между католиками и
протестантами, опустошавшие Европу в XVI и XVII веках. Обе враждующие стороны
признавали божественность Христа и Евангелие милосердия и любви. Однако по поводу
свойств этой любви они расходились во мнениях. Протестанты считали божественную
любовь настолько всеохватывающей, что Господь воплотился в человеке и отдал свое тело
на пытки и казнь, искупив таким образом первородный грех и открыв врата Рая перед всеми,
кто исповедует веру в Христа. Католики считали веру необходимой, но недостаточной.
Чтобы заслужить рай, христиане должны также участвовать в церковных обрядах и делать
добрые дела. Протестанты не принимали концепцию католиков и стояли на том, что она
умаляет величие Бога и его любовь: если человек думает, что его посмертная участь зависит
от его собственных добрых дел, он преувеличивает собственную значимость и принижает
страдания Христа на кресте и любовь Бога к человечеству.
Эти богословские споры привели к такому ожесточению, что в XVI и XVII столетиях
католики и протестанты истребляли друг друга десятками и сотнями тысяч. 23 августа 1572
года французские католики, так ценившие добрые дела, напали на французских
протестантов, которые большее значение придавали Божьей любви к людям. За сутки в этой
резне, запомнившейся под именем Варфоломеевской ночи, погибло от пяти до десяти тысяч
протестантов. Услышав эту новость, папа римский возликовал, назначил праздничный
молебен и заказал Джорджо Вазари фреску, которая должна была увековечить сцены
убийств (теперь это помещение Ватикана закрыто для посетителей)70. За 24 часа от рук
христиан погибло больше христиан — пусть и иной конфессии, — чем за всю историю
гонений в Римской империи.


С течением времени некоторые приверженцы политеизма так полюбили своих
отдельных божеств, что начали отходить от фундаментального принципа многобожия. Они
стали верить, что это их бог — единственный, именно он является высшей силой вселенной.
Причем этот бог не потерял присущих ему пристрастий и интересов, а значит с ним, вполне
вероятно, можно будет договориться. Так зародились монотеистические религии,
последователи которых обращаются с просьбами о выигрыше в лотерее, излечении от
болезни или победе в войне сразу к высшей силе вселенной.
Первая известная нам монотеистическая религия появилась в Египте около 1350 года
до н.э., когда фараон Эхнатон объявил, что одно из младших божеств густонаселенного
египетского пантеона — Атон — на самом деле и есть высшая сила, которая правит миром.
Эхнатон превратил культ Атона в государственную религию, а поклонение другим богам
попытался отменить или свести к минимуму. Религиозная реформа закончилась провалом.
После смерти фараона его небесного покровителя забыли и вернулись к прежним богам.
Политеизм вновь и вновь порождал такого рода монотеистические религии, но все они
оставались маргинальными, в первую очередь потому, что не в состоянии были
сформулировать собственное универсальное послание. Так, иудаизм заявляет, что высшая
сила вселенной имеет свои интересы и предпочтения и главный ее интерес сосредоточен на
маленьком еврейском народе и никому не известном клочке земли — Палестине. Другим народам эта вера мало что могла предложить и большую часть своей истории
воздерживалась от прозелитизма. Эту стадию развития религии можно назвать «локальным
монотеизмом».
Великим прорывом стало христианство. Начиналась эта религия с эзотерической
иудейской секты, признавшей долгожданного Мессию в Иисусе из Назарета. Но один из
первых руководителей секты, Павел из Тарса, подумал: если высшая сила вселенной имеет
свои предпочтения и выбрала воплощение и смерть на кресте ради спасения человечества, то
об этом следует узнать всем людям, а не только евреям. Благую весть об Иисусе — евангелие
— нужно распространить повсюду.
Доводы Павла упали на плодородную почву. Христиане развили широкую
миссионерскую деятельность, обращенную ко всем народам. Один из удивительнейших
капризов истории: эзотерическая иудаистская секта обратила в свою веру могущественную
Римскую империю.
Успех христианства послужил вдохновляющим примером для другой
монотеистической религии, которая сложилась в VII веке на Аравийском полуострове, —
ислама. Как и христианство, ислам начинался с малой секты в глухом провинциальном углу
и сумел — еще быстрее и поразительнее — вырваться за пределы Аравии и покорить
огромную империю от Атлантического океана до Индии. С этого момента монотеизм
становится главной движущей силой истории.
Монотеисты оказались гораздо более фанатичными и склонными к миссионерству, чем
политеисты. Чтобы признать право других религий на существование, нужно допустить одно
из двух: либо твой бог не держит в своих руках всю полноту власти над вселенной, либо твоя
религия представляет собой лишь одну грань сложной универсальной истины. Поскольку
монотеисты были уверены, что обладают всей полнотой знания о едином и единственном
Боге, все прочие религии они отвергали с презрением. В последние два тысячелетия
монотеисты многократно пытались укрепить свои позиции, насильственно истребляя
конкурентов.
Действовали они весьма успешно. К началу нашей эры монотеистов во всем мире
можно было пересчитать по пальцам. К 500 году н.э. величайшая империя — Римская —
исповедовала христианство как государственную религию, и миссионеры усердно
распространяли его в других частях Европы, Азии и Африки. На исходе первого тысячелетия
большинство жителей Европы, Западной Азии и Северной Африки были монотеистами, и
империи от Атлантического океана до Гималаев считали себя освященными единым
Господом. К началу XVI века монотеизм господствовал почти на всей территории Африки и
Азии, за исключением Дальнего Востока и южной оконечности Африки, и уже протягивал
щупальца и к Южной Африке, и к Америке, и к Океании. Теперь на всей Земле, за
исключением опять же Дальнего Востока, исповедуется та или иная монотеистическая
религия, и весь мировой порядок покоится на монотеистических принципах.

Распространение христианства и ислама
Но как внутри политеизма сохранялись многие элементы анимизма, так и внутри
монотеизма выживал политеизм. Казалось бы, стоит человеку поверить, что высшая сила
имеет свои интересы и предпочтения, и вроде бы уже нет смысла угождать подчиненным
божкам? Кто станет обращаться к мелкому чиновнику, если открыта приемная президента?
Монотеизм действительно отрицает существование иных богов, кроме высшего Господа, и
сулит серу и адское пламя всем, кто им поклоняется.
Но между богословскими теориями и историческими реалиями всегда имеется разрыв.
Большинство людей оказалось не в силах принять монотеизм полностью. Они продолжали
разделять мир на «нас и «их», и высшая сила вселенной казалась им слишком далекой и
отчужденной, неотзывчивой на повседневные потребности. Монотеистические религии под
грохот фанфар выгнали весь пантеон в дверь, но боги тут же пролезли в окно. Так, культы
поклонения пантеону святых, созданному христианством, мало чем отличаются от культов
языческих богов.
Как Юпитер оберегал Рим, а Уицилопочтли империю ацтеков, так у каждого
христианского королевства появился собственный святой покровитель, помогавший ему
справляться с трудностями и побеждать в войнах. Англию защищал святой Георгий,
Шотландию — святой Андрей, Венгрию — святой Стефан, Францию — святой Мартин.
Города и деревни, профессии, даже недуги — везде свой святой. Милан надеялся на святого
Амвросия, а за Венецией присматривал святой Марк. Святой Флориан покровительствует
трубочистам, а святой Матфей выручает из беды сборщиков налогов. Страдая от головной
боли, следует обратиться к святому Агапию, а при зубной боли нужно не к нему, а к святой
Аполлонии.
Христианские святые не просто похожи на старых языческих богов — они и есть эти
же самые боги в новом обличии. Например, до принятия христианства верховной богиней ирландских кельтов была Бригид. При крещении страны окрестили и Бригид, которая
превратилась в святую Бригитту, поныне самую чтимую святую католической Ирландии.