Я читаю дневники некоторых избранных мной Водолеев, чтобы лучше их понять. То есть, я их вижу как на ладони, они все как на подбор, но чтобы ещё лучше. Понять. Потому что я опять кажется, влипла в историю, не знаю, будет ли продолжение...Он опять Водолей, только старше меня. И меня УЖЕ тревожит, если он не отвечает мне пару дней )))
Ах вы милые милые Водолеи, обогнавшие время и пространство уже своим фактом рождения. Вы так стремитесь донести до всех истину и так страдаете при этом от невозможности её донести... Но в страдании этом ваше сознание вырастает до высот, обычным людям не подвластных, и тем лучше для вас, ибо чем выше сознание, тем больше шансов на полное просветление и устранении этой боли.
И только мы, старички с рождения, истинные Козероги, смотрим на вас, таких любимых, с доброй старческой улыбкой, улыбаясь кто в бороду, кто в титьки 2-4-го размера...ну у кого что выросло, короче.
Суть водолейского мучительного поиска заключена в отрывке под спойлером.
Ах вы милые милые Водолеи, обогнавшие время и пространство уже своим фактом рождения. Вы так стремитесь донести до всех истину и так страдаете при этом от невозможности её донести... Но в страдании этом ваше сознание вырастает до высот, обычным людям не подвластных, и тем лучше для вас, ибо чем выше сознание, тем больше шансов на полное просветление и устранении этой боли.
И только мы, старички с рождения, истинные Козероги, смотрим на вас, таких любимых, с доброй старческой улыбкой, улыбаясь кто в бороду, кто в титьки 2-4-го размера...ну у кого что выросло, короче.
Суть водолейского мучительного поиска заключена в отрывке под спойлером.
Показать скрытый текст
«…
– Семен, ну чего же вы хотите от меня? – покорно спросила Честнова, готовая к добру.
– Я хочу жениться на вас, – сказал Сарториус. – Больше я не знаю, чего хотеть.
Москва задумалась и съела былинку бурьяна молодым алчным ртом.
– И ведь правда, что больше нечего хотеть, когда любишь. А говорят, что это глупо!
– Пусть говорят, – сумрачно произнес Сарториус. – Они только говорят, а сами наверно
не любят... А что же делать, когда я без тебя томлюсь!
– А ты обними меня, и я тебя.
Сарториус обнял ее.
– Ну что, тебе легче стало томиться?
– Нет, так же, – ответил Сарториус.
– Тогда нам придется жениться, – согласилась Москва.
Когда невинное, ежедневное утро осветило местные колхозы и окрестности громадного
города, Честнова и Сарториус еще находились в землемерной яме.
Узнав всю Москву полностью, все тепло, преданность и счастье её тела, Сарториус с удивлением
и ужасом почувствовал, что его любовь не утомилась, а возросла, и он в сущности ничего не достиг,
а остался по-прежнему несчастным.
Значит, этим путем нельзя было добиться человека и действительно разделить с ним жизнь.
Тогда как же быть?
<… >
– Я выдумала теперь, отчего плохая жизнь у людей друг с другом. Оттого, что любовью соединиться нельзя,
я столько раз соединялась, все равно – никак, только одно наслаждение какое-то... Ты вот жил сейчас со мной,
и что тебе – удивительно что-ли стало или прекрасно! Так себе...
– Так себе, – согласился Семен Сарториус.
– У меня кожа всегда после этого холодеет, – произнесла Москва. – Любовь не может быть коммунизмом:
я думала-думала и увидела, что не может... Любить наверно надо, и я буду, это все равно как есть еду, –
но это одна необходимость, а не главная жизнь.
Сарториус обиделся, что его любовь, собранная за всю жизнь, в первый же раз погибла безответно.
Но он понимал мучительное размышление Москвы, что самое лучшее чувство состоит в освоении другого человека,
в разделении тягости и счастья второй, незнакомой жизни, а любовь в объятиях ничего не давала, кроме
детской блаженной радости, и не разрешала задачи влечения людей в тайну взаимного существования»
/ Андрей Платонов (Андрей Платонович Климентов) (1899-1951) – «Счастливая Москва», 1933-36
Скрыть текст– Семен, ну чего же вы хотите от меня? – покорно спросила Честнова, готовая к добру.
– Я хочу жениться на вас, – сказал Сарториус. – Больше я не знаю, чего хотеть.
Москва задумалась и съела былинку бурьяна молодым алчным ртом.
– И ведь правда, что больше нечего хотеть, когда любишь. А говорят, что это глупо!
– Пусть говорят, – сумрачно произнес Сарториус. – Они только говорят, а сами наверно
не любят... А что же делать, когда я без тебя томлюсь!
– А ты обними меня, и я тебя.
Сарториус обнял ее.
– Ну что, тебе легче стало томиться?
– Нет, так же, – ответил Сарториус.
– Тогда нам придется жениться, – согласилась Москва.
Когда невинное, ежедневное утро осветило местные колхозы и окрестности громадного
города, Честнова и Сарториус еще находились в землемерной яме.
Узнав всю Москву полностью, все тепло, преданность и счастье её тела, Сарториус с удивлением
и ужасом почувствовал, что его любовь не утомилась, а возросла, и он в сущности ничего не достиг,
а остался по-прежнему несчастным.
Значит, этим путем нельзя было добиться человека и действительно разделить с ним жизнь.
Тогда как же быть?
<… >
– Я выдумала теперь, отчего плохая жизнь у людей друг с другом. Оттого, что любовью соединиться нельзя,
я столько раз соединялась, все равно – никак, только одно наслаждение какое-то... Ты вот жил сейчас со мной,
и что тебе – удивительно что-ли стало или прекрасно! Так себе...
– Так себе, – согласился Семен Сарториус.
– У меня кожа всегда после этого холодеет, – произнесла Москва. – Любовь не может быть коммунизмом:
я думала-думала и увидела, что не может... Любить наверно надо, и я буду, это все равно как есть еду, –
но это одна необходимость, а не главная жизнь.
Сарториус обиделся, что его любовь, собранная за всю жизнь, в первый же раз погибла безответно.
Но он понимал мучительное размышление Москвы, что самое лучшее чувство состоит в освоении другого человека,
в разделении тягости и счастья второй, незнакомой жизни, а любовь в объятиях ничего не давала, кроме
детской блаженной радости, и не разрешала задачи влечения людей в тайну взаимного существования»
/ Андрей Платонов (Андрей Платонович Климентов) (1899-1951) – «Счастливая Москва», 1933-36
