Болотная Заводь

Скоро из закоулка появилась девушка. На плече у неё весела снайперская винтовка, в левой руке она держала прибор ночного виденья «Сова». Лицо было раскрашено в цвета ирокезов, вышедших на тропу войны.
Она любила охоту. Ещё с детства, за ней заметили родители эту наклонность. Начиналось все с небольших ловушек на мелкого зверя. Бывало, наловит сусликов, притащит их домой, рассадит по коробкам, а и забудет потом. Убегали, конечно. Но она про это и не вспоминала, главное был сам процесс. Понятно, что с взрослением постепенно менялись и объекты «дичи».
Этим субботним утром она была расслаблена. Всю ночь она шла по следу, путь её, в Болотную Заводь лежал через Странную Ферму. Первая часть плана была выполнена. Остановившись на центральной улице, Тезира сняла с плеча винтовку и достала сигарету. Со смаком затянувшись, она выдохнула облачко синего дыма и поглядела в конец улицы, где быстро удаляясь, поднимая тучи пыли модными ботинками улепетывал Тивр Годинович. Спешить ей было некуда…

Они потрепались ещё пять минут и двинулись каждый по своим делам.
___________________________

Хомяк завернул за угол и оказался на центральной, самой прямой и длинной, улице Болотной Заводи. Пройдя несколько метров, он ощутил внезапное беспокойство. И было от чего. На его месте забеспокоился бы любой здравомыслящий грызун - в трехстах метрах впереди по этой же улице в том же направлении шел... он сам. Сомнений быть не могло - тот же абрис ушей, та же рыжая шерстка, та же амплитуда размаха лап. Хомяк знал, что в его случае самое обычное объяснение, приходящее в подобных ситуациях на ум взрослой особи мужского пола, - delirium tremens - неуместно... Вот уже третий день он пил только нарзан и свежевыжатый морковный сок. На причинах этого жестокого эксперимента мы сейчас останавливаться не будем, но факты были именно таковы. Осеннее солнце ощутимо припекало. В рыжей маленькой голове вспыхнула мысль: "Мираж!"

...Когда-то давно был в жизни хомяка период, о котором он не любил вспоминать. В компании с такими же, как он сам, любителями экстрима он провел в пустыне долгие два месяца и навсегда запомнил жестокое разочарование, которое постигало их группу, когда она, из последних сил стремясь к оазису с голубым озерцом живительной влаги, после нескольких часов пути обнаруживала, что это мираж. С тех пор он твердо усвоил, что при некоторых условиях вследствие аномального распределения показателя преломления света в атмосфере можно видеть то, чего не то чтобы нет... но оно находится не совсем там, где его видно.

"Возможно, лучи света отразились от меня... потом - от нижних слоев атмосферы... упали несколько впереди по моему курсу... В конце концов, почему бы и нет... Вряд ли это интоксикация нарзаном", - потрясение было столь велико, что мысленный голос даже не успел внутренне вербализовать эту цепочку, она пронеслась в голове хомяка молниями образов.

Уже успокоившись, он собрался было продолжить путь, но... на периферии сознания все же что-то мешало принять такое удобное объяснение. Бросив взгляд на фигуру впереди, хомяк понял, _что_ это было: она удалялась, плавно покачивая бедрами, обтянутыми веселенькой оранжевой юбкой в белый горошек.

Юбка была веселой не только, так сказать, наружно, расцветкой, но и по содержанию. Поскольку содержала в себе страшно довольную жизнью зверушку. Хомячиха стрекотала домой, лап не чуя, почему -то держа один палец на верхней левой лапке - задранным вверх. Да не тот! Безымянный! На пальце - сверкало кольцо. Если бы бы она хоть на секунду смогла оторвать взгляд от рассыпаемых им разноцветных искорок, то заметила бы в распахнутом окне второго этажа зеленоглазую, яркошерстую Тигрицу, обернутую в собственный хвост, как в боа... Лапы хищницы были заняты странной работой - она подшивала к кошмарной, старушачьего вида кацавейке - толстую поролоновую подкладку..." В старооомооодном вееетхоооом шушунееее" - услышали оба грызуна.

В окне напротив, через улицу, заяц со странным именем Синенький опустил театральный бинокль в полном недоумении...Что значит этот странный маскарад?
Синенький снова поднес бинокль к глазам, обвел вооруженным взглядом площадь и опешил вдругорядь - спешащая домой хомячиха остановилась, достала из сумочки белую гальку, попшикала на нее духами "Шанс" от Шанель и уложила на чашу весов...

Тётя Груша была женщиной добросердечной, но бегающий туда-сюда по Болотной Заводи и расклеивающий на столбах объявления владелец местной газетёнки Хомяк Виктюков её порядком раздражал. При его негромком, но вполне отчётливом попискивании в её адрес у тётушки недоумённо и как-то пучком поднялись кустистые брови, а её полное благородства румяное лицо стало совершенно беззащитным и печальным.
Всё бы ничего, но то, что он бегал также не просто туда-сюда, а чисто-конкретно за её соседкой Пепилоттой, чья морковного цвета кофточка кокетливо мелькала между кустов, и, к тому же, отдалённо напоминал красавца Чарли Шина, злило её дополнительно.

Ей никогда не нравилось, когда на её глазах кто-то был так вызывающе счастлив. Тёте Груше тоже хотелось счастья, правда, с совершенно другим актёром, даже ещё более прекрасным, причём, в отличие от некоторых она бы ограничилась виртуальным суррогатом -- "чистаа пагаварить".
Но и это удовольствие оказалось под угрозой...крайне неприятным было свежее известие, что за тётей Грушей в Заводи организована слежка, чего она никак не ожидала.
Теперь она уже не могла так свободно пописывать и покакивать в Болотной Заводи как раньше, потому как отныне ей приходилось взвешивать и отмеривать большим черпаком новую порцию....
Поэтому, когда тётя Груша увидела на столбе обращение Виктюкова об очередном наборе внештатных корреспондентов, то только огорчённо вздохнула... С одной стороны это было крайне заманчивым предложением -- написать пару-тройку двусмысленностей в адрес некоторых жителей Заводи, но с другой стороны, она была в совершенно расстроенных чувствах и всё время оглядывалась в поисках зачем-то неустанно следившей за ней Коти&Моти, и со злости, а частично из вредности сорвала нелепое объявление и спрятала в объёмном бауле, дабы использовать потом в качестве наполнителя для кошачьего туалета.

Тетя Груша ( в маскировочном прикиде), она же -Тигра зеленоглазая( вариант от матушки -природы) пронеслась, бурча себе под нос что-то про парнокопытных, мимо покосившегося дома Козявкиных.
Дом этот пользовался в округе недоброй славой...да и какой же он мог пользоваться, если до сих пор не удалось установить, кто из мелькающих по двору женщин и есть - сама мадам Козявкина, хозяйка! На вежливое и поочередное обращение "бонжур, мадам!" те только порскали в кулак...похохатывал и единственный жилец мужеского роду, здоровенный, длинноволосый( еще один повод для обсуждения окрестными кумушками) мужик.
"Проза жизни" - непонятно комментировал диспозицию Синенький, конечно же успевший изучить пейзаж в свой вездесущий бинокль...

ВездеССущий бинокль - тонкий прецизионный инструмент, семейная реликвия Синенького, был всегда у него под рукой. Рассматривал ли он подворье Козявкиной, заглядывал в окна тёти Груни или просто наблюдал за соседними девками. Вторым несомненным атрибутом Синенького являлся бочонок с пивом, из-за которого его часто называли пивоваром. Недавно Синенький пытался организовать в Заводи какую-то революцию, почему то при этом взывая к некоему Хозяину. Народ Болотной Заводи искренне любил Синенького, поэтому поддержал «революцию», хотя толком не понимал, что к чему. Было ясно лишь то, что будет пролито много пива..

Он шел по знакомым улицам. Вокруг собирались группками болотнозАводцы и болотнозавОдки, о чем-то говорили, смеялись, спорили, где-то слышалась ругань. Ему махали приветливо рукой - кивал в ответ, а вон та очаровательная девушка строит глазки - делал вид, что не замечает, не понимает знаков внимания, и двигался дальше. Ему было скучно, времена, когда в Болотная Заводь была перерыта окопами, перепахана гусеницами танков, канули в лета, теперь он был лишним в этом городке…

И пивопролитие началось даже раньше, чем предполагалось.
Из приятственного и наполненного светлой элегической грустью созерцания окрестной жизни Синенького вывел какой-то странный шум. "Фують- фюить" - послышалось сначала поодаль,а потом ближе, еще ближе...Звуки, напоминающие посвист сусликов, вырывались из бронхов красного, измученного бегом человека. Налетев на Синенького и расплескав его стаканчик пива, мужчина в изнеможении выдохнул:"Не могу больше! Спрячьте меня, коллеги"
Взвигнувшая пуля отсекла головку самого большого подсолнуха подворья Козявкиных..

На улице Френель было многолюдно, туда сюда сновал народ. Она сидела под зонтиком в кофейне и размышляла о том, что этот район не сравнится с тихой Болотной заводью, где каждая собака знает друг друга. Ей нравилась эта суета, где все спешат по своим делам. Она разглядывала проходящих мимо людей и улыбалась привлекательным мужчинам. Некоторые из них пытались начать разговор.. Но стоило только кому-то из них бросить ей фразу «Бонжур, мадемуазель, прекрасная погода неправда ли?», она, продолжая улыбаться, делала вид, что не понимает по-французски и вообще не понимает, что от нее хотят .. Мужчине ничего не оставалось, как идти дальше своей дорогой…
Но вот появился очередной прекрасный незнакомец…

Прходящий мимо Иван Иваныч, истовый патриот, нехотя прибывший
в подозрительный чужестранный город на мероприятие под названием "Рассея. Съезд, слет, сплыв и приход любителей и профессионалов" презрительно сплюнул. Дожились! Вон девка соседская, Дашка,так велит себя Еской кликать, по -басурмански!
И эта -картошка, поди, некопанная, того и гляди сгниет, сопреют озимые, самое время мужикам иноземным подмаргивать...заместо праведных трудов на родном огороде.Тьфу!

Мужики за соседним столиком припали к телеэкрану и внимательно слушали запись трансляции со съезда «Рассея. Съезд, слет, сплыв..и как то там еще».. В тот момент транслировалось выступление некоего Иваныча. Он напрямую призывал построить в Болотной Заводи бордель, куда предлагал принимать всех желающих девок.«А то, что же это делается, девки уже сидят в кафе и, делая самый невинный вид, подмигивают мужикам.. Желание их распирает елы-палы. Помочь надо несчастным»
Мужики согласно кивали каждому слову Иваныча…

Он давно наблюдал за ней из окна своего автомобиля. Надо же было как-то убить время. Она сидела в кофейне под зонтиком. К ней подходили мужчины, склонялись, что-то говорили… и уходили не солоно хлебавши.

«Да, красива…» - констатировал он, глядя с улыбкой на очередного неудачливого ухажера, удалявшегося от её столика. Нет, ему не нравились яркие девушки, он предпочитал миленьких, но почему бы не поиграть, особенно если есть время и настроение. Время было. Настроение – тоже.

Щелкнули замки, «Пока-пока» - мигнула поворотниками вставшая на сигнализацию машина, и он размеренным шагом направился в сторону кафе. Она его заметила, скользнула взглядом раз, другой. Столик за спиной девушки был свободен, там он и обосновался. «Кофе» - негромко бросил он официанту.

Сколько их было здесь таких - миловидных, улыбчивых, добрых, призывно покачивающих туфелькой на кончиках пальцев. Но он лучше, чем кто-либо знал, что приближение к такой "милашке" ближе, чем на расстояние вытянутой руки, превратит ее в фурию и гарпию, разбрызгивающую яд вокруг себя. То ли место это - Болотная Заводь - обладало таким магическим действием, то ли в этой метаморфозе была сокрыта самая суть женского пола...
Он никуда не торопился. Прошли те времена, когда он был готов сорваться среди ночи и, превышая все мыслимые скоростные ограничения, лететь на обещающую сладость и негу встречу с одной из них, обитательниц сдешних мест. Их лица, голоса, манеры, жесты - он помнил их так хорошо, что становилось немного гадко - как если переесть свежего меда - и сладко, и тошно одновременно.
Поначалу они все пытались понравиться. Всех пленял блестящий бок джипа, нарочитое спокойствие Его голоса, легкость общения, а потом... А потом они хотели одного и того же - денег. И чем больше, тем лучше. Некоторым хватало смелости сказать об этом открыто, в лицо, некоторые так наивно пытались его обмануть, говоря: "Нет, нет, мне нужно только твое сердце, а деньги... Что ж, они будут неплохой оправой для твоей мышцы, выстукивающей в груди".

Кофе остывал. Ветер трепал светлые волосы девушки, сидящей перед ним. Она не раз доставала из сумочки зеркальце, якобы поправить макияж, а на самом деле чтобы разглядеть Его лицо - старинная девчоночья уловка. И ему было так уныло от того, что ничего нового не будет, что и она окажется такой же, как и все те, что он, как это ни странно, продолжал сидеть и смотреть на нее, где-то глубоко в душе надеясь увидеть в ней хотя бы ебольшую примету, отличающую ее от прочих, меркантильных и эгоистичных...

В ответ на: «Бонжур, мадемуазель, прекрасная погода неправда ли?», она, продолжая улыбаться, делала вид, что не понимает по-французски и вообще не понимает, что от нее хотят .. Мужчине ничего не оставалось, как идти дальше своей дорогой…
Но вот появился очередной прекрасный незнакомец…

Появился он внезапно, словно вырос в один момент ниоткуда. Высокий рост, мягкий взгляд поневоле делали его обоятельным
- Добрый день, сударыня. Разрешите представиться - Сир Сиров. Это мой писательский псевдоним - я тут, знаете ли недавно - в основном приглядываюсь к местному населению, пробую писать роман. - Он галантно улыбнулся и, не дав опомниться, перешел в наступление. - Все утро я сегодня ходил по окрестностям города - ужасно устал. Если вы не против, я присяду к вам ненадолго выпить чашечку кофе. Все столы заняты, а у вас свободно, да и всегда приятно скоротать время за беседой, не так ли?- Он решительно прыгнул на свободный стул за ее столик.
- Ну что ж...пурку а па в конце концов, - пробормотала женщина, рассеяно оглядываясь на совершенно пустое в этот час кафе..
Женщина была молода, хороша собой и еще не заезжана бытом как большинство болотозаводцев.
В глазах ее светилась энергия, отблескивал интеллект и какие-то, хоть и еле различимые, но все же явно заметные (если приглядеться) озорные искры - словно она постоянно ожидала какого-то необычного и неожиданного события.
Девушку звали "мадам ЭФ- лер" на французкий манер с прононсом, ибо ее троюродный дедушка по линии внучатого деверя со стороны бывшего соседа по комнате в общежитии ее отца был французом.
- Итак, мадам, - наседал Сир Сиров, - не читали ли вы Эдуарда Эмбрэ-Задунова - очень неплохой писатель. Мне близки его взгляды на коллективный разум муравьев. - Он вопросительно взглянул на ЭФ-Лер
- Знаете, - неуверенно попыталась поддержать разговор девушка. - Я вроде бы что-то такое помню. По-моемому я его читала, но только давно. Правда речь там, насколько я помню, шла о миграции бабочек-махаонов. Или я ошибаюсь?- Она беспомощно и как то виновато посмотрела в глаза собеседнику.
- Ха.ха-ха, - попытался было рассмеяться он, но застыл словно молнией пораженный ее взглядом. Да так и сидел, приоткрыв немного неэтетично рот.
В это время кусок штукатурки отлетел с ужасным визгом. Пуля снайперской винтовки, срикошетив, ушла влево, прошила соседние стулья и с тупым чавканием воткнулась в цветочный горшок с традисканцией, украшавший это богоугодное заведения общего питания.
- Что это? - вскричала ЭФ-Лер и оглянулась на Сира. Сира нигде не было.
ЭФ-Лер приподнялась с места и огляделась вокруг - ее собеседника простыл и след.
"Вот странно", - пронеслась в голове мысль.- "Он словно ниоткуда появился и исчез словно в никуда. Мистика какая-то"
- Это наверное кто-то стреляет, - внезапно раздался приятный голос писателя из-под стола.
_ Что вы там делаете?- девушка склонилась под стол и отметила зеленые носки в желтую клеточку.
- Ах, вот она где! - донесся из-под стола торжествующий голос и Сиров появился несколько демонстративно держа в руке запонку. - Подарок мамы - дорога как память. Чуть было не потерял. Надо же. Такая маленькая, еле нашел. Помню в Сочи один раз тоже вот так вот неловко двинул рукой.... - продолжал он оправдываться, но ЭФ-Лер его уже не слышала. Ее взгляд был прикован к бегущему по противоположной стороне улице растрепанному молодому человеку с военной выправкой.. Это был местный конюх Тивр Годинович - безмерно любивший животных и женщин местный житель, чей покладистый нрав был известен каждой вдове города, а так же некоторым замужним, разведенным и только вступившим в совершеннолетие женщинам и девушкам. В основном он на темы любви разговаривал. Делал же что-то конкретное для тушения внутреннегго жара женщин он крайне редко, за что и все время страдал.
Вот и на этот раз он слегка приволакивал ногу и немного нервно оглядывался назад на бегу.
- Доброе утро, - попытался он галантно поздороваться, но, к несчастию споткнулся о засохшую собачью какашку и чуть не вспахал своим греческим носом пешеходный тротуар.
- И вам доброго здовица, - улыбнулась вслед ему ЭФ-Лер, с тревогой наблюдая как он пытается выровнять равновесие изо всех сил загребая ногами вперед, пытаясь поймать равновесие.
- Вы прекрасно выглядите сегодня! - прокричал беспокойный конюх, скрываясь за углом.
Из-за противоположного угла дома вышла усталая Тезира, крепко зажимая в левой руке снайперскую винтовку Дегтярева. Приклад и оптический прицел винтовки были разукрашены нелепыми ромашками.
Тезира была художницей и романтической натурой.
-Позвольте! - внезапно вскричал молчащий до этого Сир. - Как вы смеете ходит по городу с оружием?!
Вскочив, он решительно подался вперед с твердым намерением отбрать из рук женщины винтовку.
В наступившей паузе четко послышался звук снятия оружия с предохранителя.
Сиров бросился на первый свободный стул и с быстро развернул газету "Болотные будни", с упоением погрузившись в чтение местных новостей. Ничто не выдавало в нем волнения, лишь развернутый вверх ногами газетный лист наводил на мысли о странных привычках писательской братии.
-Привет, кума, - признесла Тезира, обращаясь к ЭФ-Лер и смачно выплюнула окурок папиросы.
- Привет. Кофе будешь с нами пить?
- Меня муж совсем запилил, - не совсем к месту выдала художница, думая о чем-то своем.
- А...Ты...зачем винтовку с собой носишь? - наконец-то решилась ЭФ-Лер. - Вроде как охотничий сезон только послезатра открывается?
- Хм.. - загадочно хмыкнула Тезира. - Это смотря на какую дичь.. Есть, знаешь ли, такие звери, которых и круглый год пострелять не грех.
- Ты меня конечно извини, но я думаю что Тивр такого обращения не заслуживает. Я же сама видела как третьего только дня вы с ним ходили на спекталь "Ревизор" и потом 4 часа разговаривали за околицей. Он тебе постоянно какие-то ромашки рвал, а ты его при этом игриво била по спине. Что у вас произошло?
- Да понимаешь, - с неохотой начала Тезира. - Я никак не пойму что у него в голове твориться. Не люблю неясностей. Только мне было покажется, что я его раскусила, он, подлец, выкинет какое-нибудь коленце. Намедни идем с ним по кладбищу - уговорил меня послушать пение зимородка - мол, они только на кладбище поют - в склепе Антон Палыча Луначарского - ну я как дура оделась в рабочую форму - думаю по крапиве там лазить не все ли равно в чем, одела джинцы старые, зипунчик свой прошлогодний - ну ты знаешь, я в нем все время картошку копаю, - заворачиваем с ним за могилу неизвестного солдата - мать честная! - стоит наш мэр Ажорис, вся его свита из мэрии, полный состав нашего ночного клуба из светских дам - приготовились поздравлять меня с открытием моей выставки полотен обнаженной натуры. Убью! - внезапно выкрикнула разъяренная художница и не прощаясь затрусила за исчезнувшим конюхом.

Он продолжал бессовестно рассматривать ее. Казалось, что ей это даже нравится. Она повернула свое лицо так, чтобы ему был виден ее профиль. Заложила ногу за ногу, чтобы он мог лучше разглядеть стройные загорелые ноги (не зря провела на пляже столько времени летом). Изящно поднося к губам чашку с кофе, она отпивала его маленькими глоточками. Кожа ее казалось просвечивалась на свету.
От его цепкого взгляда не скрылось обручальное кольцо на правой руке. "Замужем" - подумалось ему - "ну что ж, так даже лучше - не будет потом лишних претензий". Перехватив его взгляд, девушка как-бы случайно начала крутить его на пальце, потом сняла и положила в сумочку, не забывая следить за тем, чтобы он это увидел.
Она частенько заходила в это кафе, зная что здесь любят проводить время мужчины, которые не прочь познакомится. Долгие годы замужества притупили чувства, осталась одна привычка. В принципе ее все устравивало в семейной жизни и мысли о разводе у нее не возникали, но честное слово так ингода хотелось дать по башке сковородкой этому НЕЧТО, что развалилось на диване со своей дурацкой газетой и не обращало на нее никакого внимания. А внимания хотелось, красивых ухаживаний, цветов и страсти. От ее взгляда не ускользнул большой красивый джип, на котором он приехал. "При деньгах товарищ" - подумалось ей - "и симпатичный вполне". Она поправила рукой волосы, приоткрыв его взгляду красивое маленькое ушко и шею, достала из сумочки сигарету и обратилась к нему: "прикурить можно?"
- да конечно. - спокойно и уверенно ответил он, осторожно поднося золотую Zippo - у Вас свободно - Вы позволите?
- пожалуйста - улыбнулась она ему в ответ.
- Можно Вас угостить?
- Конечно.
Дальше все шло легко и непринужденно. Они заказали ужин, вино, десерт и фрукты. Она была весела и много смеялась, бросая на него лукавые многообещающие взгляды. Во время танца доверчиво прижималась к нему, сплетя руки на его шее, касалась губами его щеки.
- Поедем? - шепнул он ей нА ухо, весь горя от нетерпения.
- Да! - ответила она покорно.
Всю обратную дорогу они молчали. Он гнал, казалось его джип стал легче где-то тонны на полторы - так легко асфальт исчезал под его колесами. Доехали они быстро.
- Пойдем - сказал он
- Знаешь что...
- Что?
- Отвези меня домой
- Что-нибудь случилось?
- Я хочу домой! - повторила она упрямо
- Хорошо - согласился он с досадой.
Всю дорогу до ее дома она смотрела в окно и молчала. Он зло гнал свой ставший черным джип по ночным улицам. "Вот блин" - думал он про себя - "как хвостом крутить - так все горазды, а как до дела - так домой надо, все такие правильные, верные жены бля. Сколько раз зарекался не ходить в это кафе - там только такие и собираются - и надо же - опять попал как мальчишка!"
Они подъехали к ее дому, она выскользнула из машины и скрылась в темном подъезде.

А в это время с противоположной стороны Болотной Заводи Кикимора с всклокоченными, волосами созывала на шабаш тать. "Кто со мной, тот герой, кто со мной, тот герой", - не уставала она подвывать и гул ее голоса разносился далеко по Болоту. Нечисть собралась во время, даже Болотные растения и экзотические животные подкатили. На входе на шабаш стояла миловидная девчушка и проверяла билеты. Не предъявивших она поворачивала к себе спиной, и изящное ее колено ловко погружалось хотевшим ее обмануть в теплый зад. Бал начался...

А наутро все встали в общей трясине с влажными глазами...

Постояв немного около темного подъезда, очистив память мобильника от телефонного номера новой знакомой, посмаковав в памяти некоторые подробности приключения, он подумал, что вечер, по большому счету, удался. И тихонько тронул машину с места, навстречу новому дню.

На берегу странного водоема сидел странный рыбак. Странная трубка в его зубах, странно меняла свое положение «влево-вправо-влево-вправо…». Со стороны могло показаться, что перед глазами рыбака работают « странные дворники», приоткрывая тайны каких-то только им увиденных картин.
Глубокий взгляд рыбака, то скользил по зеленой тине заводи, то как-то стремительно погружался в глубины, выхватывая и проникая в самые разнообразные вещи, «тут вот витиеватый куст водоросли, тут - разноцветная скользкая галька…» Иногда же, лицо рыбака принимало выражение опешившего аквалангиста, тогда на помощь внутреннему диалогу приходили губы, которые начинали дорабатывать иллюзорную ситуацию, достраивая компоненты до «действительного» , «реального» и «настоящего».
Во многие тайные болотной заводи проник рыбак «по наитию». Но что есть тайна - факт в пути!.. Ну что за ценность, эти уже имевшие место быть и когда-то состоявшиеся события?! Фак ты, фак ты, фак ты! Любил подурачиться он сам над собой, поймав себя «застрявшем» на этом «фактическим» заборе.
Странный рыбак, странно полагал, что все, что он уже смог для себя найти в этой мутной жиже, смог для себя понять «до точки» - не имеет смысла. Другой бы «смыл в сортир неудавшееся сочинение», но рыбак был странный, он брал рыбий корм и высыпал в заводь двойную дозу, отведав предварительно угощение сам. Был у него еще какой-то странный ритуал, бормотать под нос толи песню, толи мантру, слова которой разобрать было трудно даже первому слою рыб. Эту мантру он произносил на разные голоса и многим слышалось разное, но, в общем и целом, что-то общее можно было выделить.
Из расслышанного:

-Есть ли у тебя богатство?
-Да, хошь покажу?!
-Что ты видишь в этой луже?
-Хех, ЕГО!
-Скажи о чем ты?
-О нем!
-Какие рыбы в этом пруду?
-Засунь, поймай, посмотри!
-Что можно понять из этого бреда?

-Скажи, что ХОЧЕШЬ ты, и я скажу, что ТЫ хочешь….

Веселый карась полагал, что проживет в этой благодатной луже очень долго. Рассуждения его были вполне резонны. Ну, кто захочет пихать себе в рот эту костлявую рыбину? Да и чешуя не «как жар горя»! Опять же, что нам карасям, мы и без воды часа два брыльями хлопаем, как живые, поди-ка, найди еще таких космонавтов! В корме же, не ущемляют, бывает даже в щедрый день пара-тройка вкусных опарышей перепадет.
Ущербности своей, «пред другими китами», карасик наш, в силу вполне веселого своего характерца не испытывал. В редкие минуты «сумнений», сжимал потуже свой воздушный пузырь, да заныривал поглубже, поглядеть на Премудрых пескарей, пучащих свои глазенки из самых глубоких омутов. Сея процедура, приводила карасика практически в 100% случаев, в благодушное настроение и бывало по часу над заводью разносились гимны природе, ее мудрости, радости и справедливости.
Что же, и вправду ли был наш карась так бессмертен? Можно и усомниться…
В редкие минуты накатившей тоски, сжимал он свой пузырь как-то до особенного рискованно, виды, конечно, тоже открывались ай-да-ну, всю жизнь можно было бы после этого аллелую петь, да случалась бяда при всплытии. Кессонная рыбья болезнь! Первый признак - жабры раздувались, как у рыбы свинки, и, карась - на карася похожим переставал быть, до удивления. «Свои» же, в этом рыбохрюхе, признать отважного карасика никак не могли, и на первый вопрос «кто ты? кто ты?», отвечая, он подписывал себе смертный приговор. (Надо отметить, что всплывая, карась чувствовал в себе такую могучую силу и превосходство над «премудрыми тварями», что будучи в кессонном состоянии продолжал интерполировать все свои чувства в эфир, что делал незамедлительно и самым красочным образом). Обитатели, немедленно вызывали бригаду рыб-ежей, и карась наш в лучшем случае делал «дджыньк», иногда же казнили его медленно, слушая как тихо посвистывает воздух из дырочки в правом боку.

Сколько раз зарекался не ходить в это кафе - там только такие и собираются - и надо же - опять попал как мальчишка!"
Они подъехали к ее дому, она выскользнула из машины и скрылась в темном подъезде.
Экстримов посмотрел вслед легкой фигурке. Дверь подъезда захлопнулась с неожиданно-гулким стуком, отдаваясь эхом на пустынной улице.
«Ладно, цыпочка..»,- подумалось ему, - я тебя вспомню..» Он отвернулся и направился к своему джипешнику. Сев на мягкое кресло, Экстримов облокотился на руль и закурил:
- Ну, куда поедем верный друг? – риторически спросил он, имея ввиду, несомненно, свою машину.
- Мне на Бриллиантовую улицу, пожалста. – Раздался приятный голос с заднего сиденья.
Реакция Экстримова была как всегда блестящая. Выхваченный из под сиденья обрез, угрожающе поблескивая, нацелился в голову мужчины рассевшегося позади него.
- Э-э, позвольте же представиться – Сир Сиров – писатель. Э, да уберите же эту штуку, пожалуйста, я вам все объясню.
- Говори, козел. – Экстримов был краток.
- Ну, уважаемый, простите, не знаю как вас по батюшке…
- Серж.
- О! Серж, прекрасное имя, я помню, мой прадедушка по маман, носил это замечательное имя. Он жил во Франции в 1899 году, он был лучший булочник на своей улице…
- Ты следишь за мной? Говори, какой, бля, Ажорис тебя подослал? А не то мозги повышибу,- и он дернул рукой в которой был зажат обрез.
- Да, да, - торопливо продолжил Сиров, слегка дрожа - я же был в кафе с этой нимфой ЭФ-лер, когда появились Вы, мистер. А я как раз опять потерял запонку - Подарок мамы - дорога как память, и мне вновь пришлось поместиться под стол. Видимо Вы меня не заметили. А я как джентльмен, не мог не сдержать своего верного слова! Я пообещал ЭФ-лёр, что провожу её до дома, и вот я здесь! – патетически закончил речь Сиров.
- То есть, я так понял, - медленно произнес Экстримов, - что ты, чувак, таскался за нами, залез, нах, ко мне в тачку и еще имеешь наглость требовать, чтобы я отвез, тебя козла на Бриллиантовую улицу? – Экстримову уже становилось смешно, он смотрел на полненького, растрепанного, краснощекого Сира Сирова. Сразу становилось понятно, что этот чувак не мог быть ни сыскным агентом, ни боевиком коих постоянно приходилось остерегаться Сержу Экстримову.
- Ладно, живи, малыш. – Серж спрятал обрез назад под сиденье. – Вали отсюда, джентльмен, дамочка то уже дома, баиньки ложится.
Но Сиру видно хотелось поговорить, он немного поерзал и высокопарно сказал:
- Ах, какая женщина! Какой высокий и чистый полет её мысли! Как она прекрасна и невинна…
- Да..уж…- скрипнул зубами Экстримов и нервно дернул себя за ус.
- А её взгляд! Мистер Серж, Вы видели её взгляд? – продолжал восхищаться Сир, - так смотрит трепетная лань, которая подошла и доверчиво взяла губами хлеб с руки. И пушистые ресницы нежно щекотнули мою ладонь. После всего этого, я не смогу ни забыть ни оставить все воспоминания о ней, - Сиров еще больше раскраснелся и расстегнул две пуговицы на рубашке, - О! Я повержен и низвергнут в пучины высоких чувств, я напишу стихи…или роман (правда, я и так хотел написать роман...).
Сир задумался. Через минут пять он произнёс:
- Ладно, пускай будут ещё и стихи.

А в это время красивая и умная (ей очень так хотелось) девочка, которая услышала таки зов Кикиморы бежала на всех парусах к месту шабаша. Содрав коленки, не раз упав, нахлебавшись мутной жижи, перемяв не одного карася, которые, как и водится, в осенний период зарываются в болотную грязь, она бежала, навзрыд плакала, а впереди ничего не маячило, даже солнце село и тусклый свет покинул ее душу. Истерика и страх охватили девочку... Тяжело навалившись на плотный куст болотной осоки, она увидела перед собой маленького гномика. Его лицо было копией ее самой, но о каким - то признакам она смогла признатьв нем мужчину. Он был уставший - этот гномик и не умел улыбаться.
-Я тебе помогу, -сказала девочка
-А я тебе, - эхом ответил он.

И они помогали друг другу до утра. А утром девочка очнулась с влажными глазами, и поняла, что это был сон.

Заунывная осенняя песТня:

Ах, вот БЗ-то раньше было -
Не заводь, сущща благодать!
Куда всё это только сплыло?
Иль всплыло? Сразу не понять...

И вот, погрязнувши в трясине
(ни выбраться, ни утонуть),
Поплёвыаешь бурой тиной:
Кого б сегодня под**нуть?

Но это, право слово, тоже
Надоедает - вот беда.
Лягушки прыгают по коже.
Всё ерунда, всё ерунда.

В соседней луже замерзает
То, о чём здесь молчит народ.
Нет, в жизни сексу не бывает.
Скорей бы, что ли, Новый год...

Дед Мазай, ловивший в Болоте зайцев в тот день встал рано. «Зайцы, зайцы», - орал он, проплывая в корыте, оставшемся ему от ушедшей от него Водяной. Дед Мазай был дедом неплохим вообще-то. Но каким-то простоватым, что ли. Водная и ушла от него поэтому к пестерю, жившему под корягой. Поменяла, так сказать, тепло и сухость на любовь и вонючие болотные лилии. Дед не мог примириться с жизнью в сырости (у него был стойкий радикулит), поэтому, поплакавши, отпустил Водяную. «Корыто оставь только», - сказал он, когда она уходила.
Ну так вот, плыл он, плыл в этом корыте и орал свои призывы. Глянь-ка. Кулички… Дед давно не ел куличков, только зайцы пареные, жаренные и вареные. Накинулся, значит, Дед на кулички. Запихивает в рот, торопится… Не успел наестся Дедуля, а по голове ему кто-то бревном и засандалил. Очнулся он один одинешенек. Корыто украли, башка в кровище. Так и поплелся он домой. Не рассчитал только, что старческие его ноги не справятся с трясиной. Так и утонул Дед. Зато куличков поел перед смертью…

""Ах, вот БЗ-то раньше было -
Не заводь, сущща благодать!
Куда всё это только сплыло?
Иль всплыло? Сразу не понять...

И вот, погрязнувши в трясине
(ни выбраться, ни утонуть),
Поплёвыаешь бурой тиной:
Кого б сегодня под**нуть?

Но это, право слово, тоже
Надоедает - вот беда.
Лягушки прыгают по коже.
Всё ерунда, всё ерунда.

В соседней луже замерзает
То, о чём здесь молчит народ.
Нет, в жизни сексу не бывает.
Скорей бы, что ли, Новый год... (с)""


В переулках металось эхо… Звонкий голос маленькой разбойницы Чисть косточки приближался к площади Знакомств. Вот уже в распевании гимна слышались мужской баритон, высокий альт (непонятно, женский, мужской или хомячий), кто-то тянул с подвывом, кто-то задыхался к концу строчки от высоты звука (ему бы планочку пониже), а про разнобойность голосящих «без слуха» мемберов упоминать даже не стоит.

Чем хорошо в Болотной Заводи - всегда найдется находчивый и во время затянет республиканский гимн. Чем хорош гимн, мотив всегда один и то же, а слова, слова могут быть разные. Главное, чтобы в них слышался призыв.

Гимн гимном. Но так просто на площадь абсолютно всех обитателей не вытянешь.
А надо, ой как надо, растолкать этих ленивцев на создание нового законопроекта, которым все будут довольны и перестанут бурчать в своих норах или громко орать из окон, да и личная жизнь личной, кроме сдавания взносов надо еще и мозговращательно участвовать в общественной.

Так вот, чтобы значит это случилось градоначальники и ряд активистов от лица общественности решили привлечь народ бесплатной раздачей презервативов XXL, открытием стрелкового тира, где среди разного оружия лежала да же рогатка и куча жевательной резинки (за один ван тугробакс можно будет стрельнуть куда хош). Предполагался вечерний фейерверк, причем дернуть за веревочку или поджечь фитиль разрешено будет каждому.

Ну и само собой бочки с пивом от Ажориса. Не удавалось уговорить Кикимору для запалить костер и спалить самого добровольно неугодного. Жадничала дровами, ссылаясь на плохую погоду, отсутствие маникюра и аппетита. На самом деле она боялась ошибиться и быть затоптанной всей этой шатией-братией.
День приближался к Вечеру…

Вот уже песня перешла в рев. И вдруг все стихло. Что же заставило застыть в беззвучии этих никем непуганных пуганцов?

Так и поплелся он домой. Не рассчитал только, что старческие его ноги не справятся с трясиной. Так и утонул Дед. Зато куличков поел перед смертью…
__________________________________________

Дед Мазай утонул. Снова Могильщик остался без работы. Снова горшки со слезами пришлось ставить на место в темный чулан. Там было так темно, что даже пауки не водились.

«Зайцев расплодится в следующем году. Мама дорогая, перегоним и догоним по отстрелу ближайшие Выселки SRU.RU», - размышлял Тивр Годинович, полируя ногти, прячась за углом дома Тети Груни от вездесущей Снайперши. Удалось таки досадить чертяке самой невозмутимой, имеющей орден «За терпеливый вынос мужнего перепила».

Могильщик умирал от голода. Работы не было давно. А Дед Мазай был основным его кормильцем. Бывало, поедет Дед, насобирает зайцев, да не рассчитает количество. Так вот Могильщик и хоронил лишних. А тут ни Мазая, ни зайцев. Но что-то шевельнулось в умирающем мозге и подумал Могильщик: "Надо менять квалификацию". И пошел, значит, Могильщик зайцев на зайцеферму разводить. Развел, конечно. А потом по 5 рублей за кг живого веса продавал, хоть это и недорого. Видать такая ценность была зайцев этих. Да и какая может быть ценность у одинаковых зайцев? Но на пищу хватало, а другие ценности бытия Могильщика не интересовали. Что с Могильщиком сейчас ? Да жив и упитан, многочисленные зайцы свое дело делают. Это ведь на вид они маленькие и никчемные, а когда оптом Могильщик продаст - денежка живая и кормит.

На п.п.

Возвратясь из иных земель, где она "вращалась в сферах", как туманно объяснила землякам, хомячиха озадаченно оглядела поруху...Ее любимое заведение, клуб, ранее бывший обычным, сельским, ныне же, из экономии, чтоб не переделывать табличку, произведенный в элитарный, по забугорному образцу, подвергся акту вандализма!
Перевернутые калошные стойки, надписи на стенах
"белена форэвэ", ее же, белены, соком, вышитые чей-то быстрой, но недоброй рукой неприличности на салфетках, крестиком, благо "х" особого навыка не требует...короче, зрелище не для слабой зверушки...

А еще на Болоте жила комолая Корова с золотыми копытцами. Телят у нее своих не было, но она с удовольствием подкармливала своим выменем чужих несмышленышей. Мамки этих несмышленышей были неласковыми телками, да и папы-быки тоже могли поддеть рогами раз-другой. А комолая Корова всех привечала и совала свою титьку всем, кому не попадя. За что ее любили на Болоте, конечно. И вот пошла раз корова на выпас, увидела в камышах утку – прибаутку. Да и завели они разговор – что да как на Болоте происходит. Утка – то ей и рассказала, как Дед Мазай утоп, да как его по башке-то Слизень ударил (утка свидетельницей оказалась этого). Да рассказала, что давно Болотные Жители на Деда зуб точили, да как Лягушка – потаскушка ему куличики подсунула. Разозлилась Корова на этот рассказ (Деда она любила, он ей арбузных корок иногда подбрасывал), мотнула своей головой коровьей и побежала рысью в стойло. Промычала, она как обычно, что-то невнятное раз 10, телята приемные прибежали с открытыми ртами (через рот было видно, что желудки пусты) и было накинулись за титьки в драку, а Корова в первый раз им отказала. Телята ничего не могли понять, а так же знать что в голове у их кормилицы крутилась песня «И никто не хотел быть виноватым без вина, и никто не хотел руками жар загребать. А без музыки на миру смерть не красна, а без музыки не хочется пропадать»

Однажды с Музой было дело-
Пришла к дебилу, спьяну видно.
И он творил, аж тело прело...
Наутро Музе стало стыдно.(с)