Сквозь похмельную дремоту
вижу край березовый
и вроде я, но только в ботах,
на кобыле розовой,
снится пыльная дорога,
вывороты пней,
по обочинам мелькают
гроздья орхидей.

Не, не то, я слаб в травинках –
орхидей там нет:
разбежался по росинкам,
просто лунный свет.
Пощиплю его немножко –
много брать не стану –
и любимой на окошко
брошу икебану.

Обрываю лунный свет –
плод хмельной фантазии,
шаря лапой по траве,
с лошади не слазия.
Иноходец скачет прытко,
рассекая темень,
вот заветная калитка,
на пригорке терем,
силуэт в оконной раме,
взгляд, слегка застенчивый,
как магнитом тянет к даме
всадника доверчивого.
Конь стрелой летит к окну,
стряхивая пену...
со всего размаха бьюсь
сонной мордой в стену.

Утра просинь, хмель в башке,
под глазами фонари,
кто ответит на вопрос мне:
что случилось до зари?

Помню лошадь цвета розы,
бешеный аллюр,
силуэт призывной позы
в платье «от кутюр».
Что забыл в забвении зыбком,
вспомнить не берусь –
может женскую улыбку,
может взгляда грусть…

пою я плохо, зато громко