Ответ на сообщение Рифмоплетство пользователя wilis

Я и Ленин или Каменный Гость
(героическая фантазия)

Замахнул на столешню скатёрку,
залепил сверху бутером брот,
витаминов нашоркал на тёрке,
фуфырем завершил натюрморт
и устроил забег без оглядки
в паре с «крышей» – один на один,
в коммунистические святки
Октябрьсемнадцатых годин.

С пол–флакона поехала «крыша»,
я вприпрыжку за ней поскакал,
чую – кто-то на пятки мне дышит,
мнится сзади мне чей-то оскал.
Оглянулся я в пол–оборота –
не поверите мне нипочём –
за спиной моей два обормота –
Троцкий с дедушкой Ильичом!

Один помер давно на чужбине,
получив ледорубом по репе,
другой жив, говорят, и поныне,
хоть лежит у Кремля в тусклом склепе.
Я пытаюсь прогнать наважденье,
уж и зелью в стакане не рад,
и надеюсь покончить с виденьем,
перед сном совершив променад.

Стаканюгу до края набухал,
в «посошок» уцепилась горстя,
прострелило вдруг правое ухо:
«Не спеши, дожидайся гостЯ!»
Опустилась рука в бессильи,
пятерню жжёт гранёный стакан –
у Театра, что в центре России,
с постамента сошел истукан.

Разбегались собаки и куры,
в изумленьи взирала луна,
как от топота каменной дуры
задрожала спросонок страна.
Твёрдой поступью Командора
прост и скромен, как красный кирпич,
из–под кепки взирая задорно,
в дом ввалился гранитный Ильич.

Не бывало со мной этак сроду –
запалился в огне как паяльник,
клацал пастью, хватаясь за воздух,
как моль белая в пододеяльник.
Подломились с испуга колени –
возвернуть ба назад хулу –
двое в комнате – я и Ленин,
глыбой каменной на полу.

Из единого монолита
столь знакомые с детства черты,
лоб и лысина из гранита
тускло светятся с высоты.
Он не курит, не пьёт и не дышит
(это ж только подумать – дурдом!),
как на лыжах скользит моя «крыша»,
я за ней поспеваю с трудом.

Это ж скока в ём бисовой силы –
не страшны ему пуля и нож –
может лечь хоть на дот, хоть на вилы
и под танки бросаться он гож,
стены банков им можно таранить,
захватить телеграф, ПВК
и, конечно, центральные бани,
что на площади Кондратюка.

Вам скажу, господа всей России
(чую мягким своим нутром),
взять с таким Ильичом не составит усилий
ОРТ, АвтоВАЗ и Газпром.
Тереблю за шершавую ногу,
снизу вверх про Советы кричу:
Укажите – прошу, – снова к счастью дорогу,
с вами все нам дела по плечу!

Ото всех вам Ильич привет пламенный,
наломать не желаете дров?
Как воды набрал в рот Вова каменный,
взгляд стал холоден и суров.
Что–то зябнут мои ноги–руки
(к «крыше» съехавшей видно пристал),
у Театра стою, жмуся к каменной суке,
с ней на пару топча пьедестал.

Винторями грозят мужики,
гордо пуча гранитную грудь,
справа тянутся враз две руки –
не жидись, мол, подай что-нибудь.
Что за зелье хлебал я надысь,
как к Театру с Чемского допер?
Тот спектакль поставила жизнь,
я в нем лишь бесталанный актер.

И какой–то дедок запоздалый
поскакал в околоток – стучать,
что на площади Ленина пьяненький малый
влез на статую Ильича.
Отрядили патруль на подмогу,
дорогого вождя выручать,
но я долго цеплялся за правую ногу,
про «Аврору» пытаясь мычать.

Отбивался, роптал на судьбину,
получив по сусалам, затих,
равнодушно сверлили мне спину
взоры тех, что входили в триптих.
Сух и краток язык протокола,
опер деж. ничего не наврал,
лишь в конце приписал для прикола,
будто я "Марсельезу" орал…

пою я плохо, зато громко