КОФЕЙНЯ (часть 5)

Истинный смысл «гласности»
Перемотаем события вперед, к январю 1972 года. Румынский тиран Николае Чаушеску вернулся из Кремля в перевозбужденном состоянии.
– Вы едете в Москву, – сказал он в аэропорту, протягивая в мою сторону четыре дряблых пальца. – Мы запускаем широкую «гласность».
Вскоре я узнал, что в течение всей своей поездки в Москву Чаушеску беседовал с советским лидером Леонидом Брежневым и шефом КГБ Юрием Андроповым о стратегии по организации общественного мнения. Оба советских руководителя считали, что Запад достиг исторической точки и был готов поощрить малейшие признаки либерализации со стороны коммунистического лидера. Для проверки этого вывода они хотели широко разрекламировать Чаушеску и добиться на его примере большого кассового успеха на Западе – в качестве своего рода репетиции перед тем, как проделать тот же трюк с кремлевским правителем.
Возможно, вы считаете Михаила Горбачева изобретателем «гласности» для характеристики своих усилий по переводу Советского Союза «от тоталитарного государства к демократии, к свободе, к открытости», как он сам писал об этом. Если это так, то вы не одиноки. Все средства массовой информации и большинство «экспертов», даже в западных военных структурах, также верят в данный миф, как и Нобелевский комитет, наградивший Горбачева премией мира. Даже маститая энциклопедия «Британника» определяет гласность как «советскую политику открытого обсуждения политических и социальных вопросов. Была начата Михаилом Горбачевым в конце 1980-х и ознаменовала демократизацию Советского Союза». С этим согласен и американский толковый словарь английского языка «Мерриэм-Уэбстер». Словарь “American Heritage Dictionary” определяет гласность как «официальную политику бывшего советского правительства с опорой на открытость при обсуждении социальных проблем и недостатков».
На самом деле «гласность» – старый русский термин, который использовался для наведения глянца на имидж правителя. Первоначально он означал буквально «доведение до всеобщего сведения», то есть саморекламу. Начиная с Ивана Грозного, первого правителя, ставшего в XVI веке царем всея Руси, все ее руководители использовали «гласность» для обеспечения рекламы самим себе как внутри, так и за пределами страны.
В середине 1930-х годов, за полвека до горбачевской «гласности», официальная Советская энциклопедия определяла «гласность» как свойство опубликования информации: «Доступность общественному обсуждению, контролю; публичность».
Таким образом, в те дни, когда я был сотрудником сообщества КГБ, «гласность» рассматривалась как инструмент черной магии дезинформации и использовалась для возвеличивания лидера страны. У коммунистов имел значение только лидер. И «гласность» использовалась ими для «освящения» своих лидеров и попыток заставить орды левых сил стран Запада попасться на эту удочку.
«Гласность» – одна из самых страшных тайн Кремля и, безусловно, одна из главных причин, почему до сих пор еще не раскрыты архивы внешней разведки КГБ. «Холодная война» закончилась, но операция Кремля под кодовым названием «гласность», похоже, все еще остается в моде...
– Люди вроде меня появляются раз в пятьсот лет, – неоднократно заявлял Чаушеску после 1972 года. Такова была его «гласность», и, к сожалению, я имел непосредственное отношение к соответствующим мероприятиям.
... Получив от Чаушеску в 1972 году соответствующее указание, я спустя неделю был в Москве. При встрече со мной председатель КГБ Андропов сразу же определил суть дела: «Единственное, что заботит Запад, – это наш лидер». Андропов, как известно, не любил впустую сотрясать воздух. «Чем больше они начнут любить его, тем больше им будем нравиться мы», – сказал он. На данном этапе «гласность» была призвана заставить империалистов поверить в то, что наши руководители восхищаются ими. «Это просто как дважды два, и работает», – сказал Андропов. И продолжил: «КГБ смог добиться больших успехов в том, чтобы определенные круги на Западе восхищались и даже любили «товарища», – имея в виду сначала Сталина, а затем Хрущева...
– Пусть наивные дураки поверят в то, будто вы хотите придать своему коммунизму отдушку западной демократии. Они осыпят вас золотом, – заявил Андропов.
Около двух часов спустя председатель КГБ завершил нашу встречу так же внезапно, как он ее и начал:
– Бьюсь об заклад: миллион к одному, что Запад проглотит это.
Когда я покинул Лубянку (штаб-квартиру КГБ), то уже располагал коварным планом по преобразованию имиджа нашего руководителя в рамках кампании «гласности». Чаушеску следовал ему неукоснительно. Он переименовал Великое национальное собрание, румынский аналог Верховного Совета СССР, в «парламент», добавил в него несколько религиозных лидеров и объявил все это руководящим органом страны. Безусловно, «парламент» остался такой же марионеточной структурой, как и прежде. Далее Чаушеску публично обратился к Коммунистической партии с призывом сократить свое влияние на управление страной и ее экономику. Это был еще один трюк в рамках «гласности». Затем Чаушеску поэтапно инсценировал децентрализацию экономики и введение принципа выдвижения кандидатов на местных выборах по двум спискам, а также объявил кампанию по борьбе с коррупцией и пьянством.
Осуществив все это, Чаушеску создал в стране должность «президента» с широкими руководящими полномочиями и наградил себя ею.
Чтобы произвести впечатление на верующих, Чаушеску даже шел за митрополитом и группой священников на похоронах отца. Наконец, он изобрел антисоветские анекдоты.
Все это производило сильное впечатление. Бухарест стал Меккой Восточной Европы, куда стекались толпы западных журналистов и политиков, жаждавших поближе посмотреть на человека, который осмелился изменить коммунизм в лучшую сторону. Родилась новая знаменитость.
В Бухарест ринулись также западные бизнесмены в надежде оказаться первыми в очереди за кусочком новой Румынии. Конечно, большинство из них соблазнили мои оперативники ДВИ, работавшие под прикрытием и прилагавшие большие усилия, чтобы всячески потакать бизнесменам во время их пребывания в стране. Постепенно мои тайные сотрудники стали большими специалистами в «вознаграждении» «дружественных» гостей организацией встреч с Чаушеску, щедрых банкетов в живописных монастырях, кутежей на ночных вечеринках и сговорчивых подружек или даже вовлечением их в прибыльный бизнес.
Сегодня никто не помнит о том, что Чаушеску когда-то был любимчиком Вашингтона. Современная политическая память, похоже, все больше подвержена своего рода болезни Альцгеймера, весьма подходящей для этого случая. Тем не менее по факту в Бухарест приезжали два американских президента, чтобы отдать должное Чаушеску, тогда как раньше там не бывал никто. В довершение всего мой царь и повелитель для наиболее выгодной продажи своего имиджа стал устраивать совершенно роскошные поездки по «свободному миру». США, Япония, Франция, Италия, Ватикан, Финляндия, Западная Германия, Испания, Португалия, Египет, Иордания, Филиппины – это далеко не полный список посещенных им стран.
Во всех поездках Чаушеску держал меня при себе. Он теперь набожно полагал, что именно «гласность», не марксистская идеология, являлась той волшебной палочкой, которая поможет ему реализовать свои амбиции.
В 1978 году я сопровождал Чаушеску во время его четвертого, самого триумфального, посещения Вашингтона. Я также был вместе с Чаушеску, когда он с королевой Елизаветой совершил в королевском экипаже историческую поездку по Лондону. Сейчас это помнят уже немногие, но в то время в США, Великобритании и других странах Западной Европы на первых страницах газет регулярно появлялись статьи о Румынии, где расхваливался новый «европеизированный коммунизм» Чаушеску. Тиран в них изображался коммунистическим правителем нового сорта, с которым Запад вполне мог бы иметь дело. Румыния же представлялась нормальной страной, где люди могли критиковать свое правительство, посещать монастыри, слушать западные симфонии, читать иностранные книги и даже показывать пальцем на элегантную первую леди.
Мы также весьма успешно наводняли западные средства массовой информации новым образом Чаушеску. Правда, западными СМИ довольно легко манипулировать, поскольку они часто стряпают свои истории из пресс-релизов и, как правило, в целом нетребовательны к характеру и достоверности источников. Наша информация хорошо вписывалась в общую атмосферу западного восприятия Чаушеску как прозападного коммуниста. На Западе его позиция в целом казалась достоверной исторической брешью в «железном занавесе», и почти никто не удосуживался проверять факты и опровергать нас...
В 1982 году Юрий Андропов, отец современной советской эры дезинформации, сам стал руководителем Советского Союза, поэтому «гласность» превратилась в элемент и советской внешней политики. Поселившись в Кремле, бывший председатель КГБ поспешил представить себя Западу в качестве «умеренного» коммуниста и деликатного, сердечного, симпатизирующего Западу человека, который якобы периодически наслаждался виски, любил читать английские романы, слушать Бетховена и американский джаз. В действительности Андропов вообще не пил, так как у него была неизлечимая болезнь почек. Остальные детали портрета также являлись фальшивыми, и мне это известно, поскольку я хорошо знал Андропова. Что же касается его «умеренности», то у любого руководителя КГБ руки неизбежно были испачканы кровью.
В короткий промежуток времени, отведенный этому руководителю Советского Союза, циничный Андропов сосредоточился на создании своего нового имиджа и на продвижении протеже, энергичного и бездушного молодого коммуниста-профессионала, занятого доведением до совершенства аналогичного «умеренного» имиджа для себя, – Михаила Горбачева.
Горбачев представил себя Западу точно так же, как это сделал в свое время Андропов: в качестве утонченного интеллигента, поклонника западной оперы и джаза. Кремль всегда знал, насколько подобная картина обладает очарованием для доверчивого Запада.
Принято считать, что КГБ завербовал Горбачева в начале 1950-х годов, когда тот изучал право в Московском государственном университете, где он шпионил за своими иностранными однокурсниками. Пока архивы КГБ остаются закрытыми, мы не сможем ничего больше узнать об этих годах его жизни. Однако теперь известно, что после окончания университета Горбачев проходил стажировку на Лубянке, в штаб-квартире Комитета государственной безопасности, где он попал под влияние Андропова. Оба начинали свою карьеру в Ставрополе. Андропов обеспечил назначение Горбачева в Политбюро ЦК КПСС, и один из биографов Горбачева даже описывает его как «наследного принца» Андропова.
Между тем восхищение Запада «гласностью» Чаушеску вышло из-под контроля, и на этот процесс уже сложно было как-либо повлиять.