Ответ на сообщение КОФЕЙНЯ (часть 5) пользователя TenOtcaGamleta
"Империя росла и ширилась. Затянутая в мундиры, она должна была демонстрировать дисциплину и покорность воле своего самодержца. Всякая оппозиционность придавливалась на корню. Юный Герцен за «бунтарские песни» на студенческой вечеринке 9 месяцев будет под следствием, окажется в ссылке 4 года и уедет из страны, молодой Достоевский проведет 4 года на каторге, поэт Т. Шевченко за сатиру загремит в солдаты, а о смерти Лермонтова, по свидетельству П.П. Вяземского, Николай I скажет: «Собаке — собачья смерть».
Они (Чаадаев и Николай) умерли с разницей в один год (1855 и 1856), почти ровесники, перед крутым поворотом русской истории после трех десятилетий, как мы бы сейчас сказали, «стабильности».
Николаевская Россия не выдержала испытаний этой борьбы. Ее государственная мощь оказалась мнимой: северный колосс стоял на глиняных ногах. Рушилась вся политическая система Николая I. Оборвалась и его личная жизнь. Он умирал с сознанием, что оставляет сыну тяжелое наследство, что тридцать лет правительственной деятельности завершаются катастрофой.
Война разрушила декорацию официальной России».
Для Чаадаева заканчивался его непрестанный земной поиск истины, переходя во встречу с Истиной за гранью этого мира. Этот поиск приносил ему и горечь идейного и личного расхождения с близкими ему людьми, и официальное шельмование в качестве «сумасшедшего», «латинофила», и общественную травлю. Любил Россию он искренне, но любовь к истине превозмогала. В своей «Апологии сумасшедшего» он дерзновенно написал:
«Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной… Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы».
Урок поучителен: свободная человеческая мысль, как бы ее ни заграждали тяжелой плитой идеологических и религиозных запретов, все равно пробьется и разрушит ее. Но трагедия русской истории в том, что на этой могильной плите государственного консерватизма каждый раз строится весь каркас государства и с ее крушением рушится все здание, в котором гибнут его обитатели, правые и виноватые."
Они (Чаадаев и Николай) умерли с разницей в один год (1855 и 1856), почти ровесники, перед крутым поворотом русской истории после трех десятилетий, как мы бы сейчас сказали, «стабильности».
Николаевская Россия не выдержала испытаний этой борьбы. Ее государственная мощь оказалась мнимой: северный колосс стоял на глиняных ногах. Рушилась вся политическая система Николая I. Оборвалась и его личная жизнь. Он умирал с сознанием, что оставляет сыну тяжелое наследство, что тридцать лет правительственной деятельности завершаются катастрофой.
Война разрушила декорацию официальной России».
Для Чаадаева заканчивался его непрестанный земной поиск истины, переходя во встречу с Истиной за гранью этого мира. Этот поиск приносил ему и горечь идейного и личного расхождения с близкими ему людьми, и официальное шельмование в качестве «сумасшедшего», «латинофила», и общественную травлю. Любил Россию он искренне, но любовь к истине превозмогала. В своей «Апологии сумасшедшего» он дерзновенно написал:
«Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной… Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы».
Урок поучителен: свободная человеческая мысль, как бы ее ни заграждали тяжелой плитой идеологических и религиозных запретов, все равно пробьется и разрушит ее. Но трагедия русской истории в том, что на этой могильной плите государственного консерватизма каждый раз строится весь каркас государства и с ее крушением рушится все здание, в котором гибнут его обитатели, правые и виноватые."
Глупцы — думающие в своём сердце, что если они исповедуют: "Мы христиане" только словом, а не на деле; отдающие себя незнанию, физической смерти, не знающие, куда они идут, не знающие, кто Христос, думающие, что они будут жить, в то время как они заблуждаются, — следуют за начальствами и за властями; они же и попадают в руки последних из-за незнания, которое в них. Ибо если бы только слова, которые свидетельствуют, спасали, (тогда) весь мир уповал бы на это и был бы спасён. Но именно таким образом они навлекли на себя самих заблуждение. Они не знают, что уничтожают себя. Если бы Отец хотел человеческой жертвы, он оказался бы тщеславным.Свидетельство Истины (NHC IX, 3)
«Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцем есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях, и хранить себя неоскверненным от мира» (Иак.1:27)
