15.
Этотъ долгій арестъ былъ мнѣ крайне непріятенъ; но онъ имѣлъ и свою хорошую сторону.
Вслѣдствіе его я ближе сошелся съ семействомъ и всѣмъ домашнимъ кругомъ; притомъ болѣзнь не мѣшала мнѣ работать, а потому я тотчасъ же принялся за работу, которая шла безъ перерывовъ, а вслѣдствіе того успѣшно.
Моя комната была большая свѣтлая зала; однакожъ я въ ней не зябъ: сажень дровъ (4,91 м³, но чистого дерева 3,4 м³) тогда стоила еще только 1 р. 20 копѣекъ.
— Къ сожалѣнію въ домѣ были клопы, отъ которыхъ пансіонеры не имѣли покоя даже въ своихъ желѣзныхъ кроватяхъ, отставленныхъ отъ стѣны; но ко мнѣ во время всѣхъ моихъ путешествій ни одинъ клопъ не коснулся.
Обѣдалъ и ужиналъ я вмѣстѣ съ семействомъ; утромъ и послѣ обѣда (когда большею частью бывали гости) я почти всегда пилъ съ вимя чай.
Тутъ больше всѣхъ говорили Миллеръ и я.
У насъ было столько сообщить другъ другу!
Миллеръ — и это очень естественно — на цѣлыя тридцать лѣтъ отсталъ отъ нѣмецкой литературы.

Вѣроятно, онъ до 1725 года пріобрѣлъ хорошія основанія особенно въ классической литературѣ у своего отца, ректора въ Герфордѣ; но по выше сказанной причинѣ не могъ окончить курса въ Лейпцигѣ; пребываніе же въ Петербургѣ съ 1725 года, а еще болѣе десятилѣтніе разъѣзды по Сибири (съ 1733—1743) на протяженіи 4480 нѣмец. миль,—стерли все до чиста.
Въ немъ сохранилось только глубокое уваженіе ко всему, что называлось литературою.
.
Можетъ бытъ, онъ долгое время не находилъ человѣка, съ которымъ могъ бы поговорятъ объ этомъ и который былъ бы въ состоянія пополнять пробѣлы; я же вышелъ изъ одного изъ главныхъ источниковъ, Геттингена, — вотъ первая причина его чрезмѣрнаго — сказать ли мнѣ: расположенія? — или даже уваженія ко мнѣ.
.
Къ этому присоединялась вторая причина: погруженный въ древнюю русскую исторію, тѣсно связанную съ сѣверо-скандинавскою, онъ давалъ послѣдней большое значеніе; но не зналъ по-шведски и былъ мало знакомъ съ шведскою литературою, которая именно въ то время, особенно въ области исторіи, благодаря трудамъ Ире, Стіернмана, Бринга, была поднята на блистательную высоту.
И тутъ онъ былъ мнѣ радъ, и тутъ къ величайшему его восхищенію, я могъ сообщить ему самыя живыя новости.
.
И еще третья причина: въ послѣдніе три мѣсяца въ Геттингенѣ съ усиленнымъ прилежаніемъ готовился я къ путешествію въ Россію и узналъ почтя все главное, что объ этомъ государствѣ можно было тогда узнать внѣ его предѣловъ.
И такъ я зналъ то, чего я не зналъ, и умѣлъ спрашивать (особенное искусство), чѣмъ давалъ Миллеру поводъ изливать во всѣхъ нашихъ разговорахъ свое неисчерпаемое богатство свѣдѣній о Россіи; онъ этому радовался, а я удивлялся.
.
(Впослѣдствіи будетъ упомянуто о четвертой причинѣ—моей любви къ труду, равной его, и о пятой—легкости, съ которой я учился по-русски).

Такимъ образомъ прошло только восемь дней со времени нашего знакомства, какъ я въ силу одной статьи нашего контракта, изъявилъ желаніе начать занятія съ его старшимъ сыномъ.
«Еще будетъ время, отдохните прежде», сказалъ Миллеръ.
Черезъ три недѣли я опять вапомвилъ объ этомъ.
«Вы для этого слишкомъ хороши», сказалъ мнѣ человѣкъ, у котораго колкости говорились легче, чѣмъ любезности.
Могъ ли я не полюбить его?
Шлецер,Август Людвиг (Schlözer,August Ludwig)_Обществ.и частн.жизнь Августа Людвига Шлёцера, им самим описанная.Пребывание и служба в России от 1761 до 1765 гг._Сборн.Отд.рус.языка и словесности Импер.АН,т.XIII_Тип.Импер.АН_С.-Пб._1875_ 556с.pdf
https://wdfiles.ru/29Rtw